Подобная идейная и внутрикорпоративная поляризованность сохранялась в западном (прежде всего американском) научном сообществе вплоть до середины 1990-х годов. Каждая из сторон, отстаивая собственное видение советской истории, не прислушивалась к аргументам своих оппонентов. Пожалуй, первым, кому удалось выйти из тисков тоталитарно-ревизионистской историографической дилеммы, стал С. Коткин. Его книга «Магнитная гора. Сталинизм как цивилизация», посвященная истории Магнитогорска 1930-х годов, стала платформой для формирования нового исторического направления в изучении истории СССР[21]. Расставляя эпистемологические акценты своего исследования, он писал во введении своей книги: «Взгляд, сосредоточенный на Магнитогорске, демонстрирует то, что отличительные особенности сталинизма лежат не в конструировании мамонта-государства посредством разрушения общества, а в создании вместе с таким государством нового общества, проявляющегося в отношениях собственности, социальной структуре, организации экономики, политической практике и языке»[22]. В такой логике снимались непреодолимые, казалось бы, противоречия тоталитарно-ревизионистских дебатов. Государство, по Коткину, создавало условия для формирования согласия общества (даже если такое согласие было вынужденным) по отношению к своей политике, положительной интеграции индивида в механизмы своего властвования. Советские люди, вынужденно или добровольно принимая эти условия, начинали сотрудничать с режимом, идентифицировать себя с теми или иными его аспектами, в конечном итоге становились его неотделимой частью, воплощая политику государства в своей повседневной жизни. Старый советский лозунг: «Государство — это мы», по сути стал idee-fixe, концептуальной и методологической предпосылкой работ Коткина[23]. Настоящая концептуальная рамка, как кажется, определила и приоритетный круг научных вопросов, на решении которых концентрируются Коткин и его последователи. (И. Халфин, Й. Хельбек, М. Стейнберг)[24]. Этих авторов прежде всего интересуют, во-первых, механизмы коммуникации индивида и власти в сталинском СССР и, во-вторых, мир «субъективных значений» простого советского человека. Вследствие этого данное течение получило уже ставшее устойчивым в историографии определение «школа советской субъективности». Помимо отмеченного концептуального единства, указанных авторов отличает также значительное внимание к языку как инструменту для познания реалий изучаемой эпохи[25].
21
Kotkin S. Magnetic Mountain. Stalinism as a Civilization. Berkley, 1995. Похоже, что книга устроила обе враждующие стороны. В частности, один из наиболее авторитетных и последовательных сторонников «тоталитарного» подхода М. Малиа следующим образом отзывался об этой работе: «…на уровне глубокого синтеза Стивен Коткин показал, как крестьянерабочие, сформированные “сталинской цивилизацией” 30-х гг., действительно “заговорили по-большевистски”» (Малиа М. Советская история // Отечественная история. 1999. № 3. С. 139). Ш. Фицпатрик поставила книгу С. Коткина в один ряд со своей монографией «Повседневный сталинизм» (Fitzpatrick S. Cultural Revolution Revisited // Russian Review. Vol. 58. Apr. 1999. № 2. P. 206.
23
См.: Коткин С. Государство — это мы? Мемуары, архивы и кремленологи // Смена парадигм: современная русистика (Нестор. № 11). СПб., 2007.
24
Халфин И. Из тьмы к свету: коммунистическая автобиография 1920-х годов // там же. С. 216–247; Halfin I. The Rape of the intelligentsia: A Proletarian Foundational Myth // Russian Review. Jan. 1997. Vol. 56. № 1. P. 90–109; Hellbeck J. Working, Struggling, Becoming: Stalin — Era Autobiographical Texts // Russian Review. Jul. 2001. Vol. 60. № 3. P. 340–359; Steinberg M. D. Stories and voices: History and Theory // Russian Review. Jul. 1996. Vol. 55. № 3. P. 347–354; Halfin I. Looking in to the Oppositionists Souls: Inquisition Communist Style // Russian Review. Jul. 2001. Vol. 60. № 3. P. 316–339; idem. Between Instinct and Mind: The Bolshevik View of the Proletarian Self // Slavic Review. Spring, 2003. Vol. 62. № 1. P. 34–40.
25
О пересмотре «тоталитарной» парадигмы в зарубежной историографии см. также: За рамками тоталитаризма. Сравнительные исследования сталинизма и нацизма. М.: РОССПЭН, 2011. —