Идентичности сталинских ударников и представителей председательского корпуса были новыми явлениями в жизни села. Именно поэтому, нарушая устоявшиеся стереотипы крестьянского сознания, они вызывали столь острое сопротивление крестьянского социума. Однако это было только начало происходящих в сознании жителей деревни изменений. Практики новых хозяйственных и общественных отношений, связанные с функционированием колхозной системы, так или иначе вторгались в повседневную жизнь крестьянства, требовали осмысления и оценки. Так, несмотря на негативное отношение к существовавшей в колхозах оплате по трудодням, звучавшее в деревенском фольклоре (например, в частушке: «Задушевная подружка не гонись за трудодням / Тебе на осень достанется соломы килограмм»)[493], вопрос об их начислении, судя по документам 1930-х годов, волновал крестьян. Разговоры о правильности начисления трудодней и влиянии на заработок колхозников разного рода субъективных отношений фиксируется в источниках еще первой половины 1930-х годов[494]. К концу 1930-х годов эта тема сравнительно часто встречается в крестьянских «письмах во власть» и других источниках, что свидетельствует об осознании колхозниками взаимосвязи между трудом в колхозном хозяйстве и личным благосостоянием[495]. Иногда фактором распространения представлений нового типа могли выступать и традиционные для крестьянской психологии уравнительные мотивы. Колхозники косо смотрели на тех, кто пытался уклониться от активного труда в хозяйстве колхоза или выполнения повинностей, особенно в тех случаях, когда им самим приходилось работать до «седьмого пота». Про таких говорили: «Он разлагал трудовую дисциплину. Когда задумал выполнить данный ему наряд, так выполнит, а не задумал так не пойдет»; «На работу эта группа выходила после всех, мы уже выходили на работу, а они еще только начинают завтракать»[496]. Пренебрежение работой, отлынивание вызывали явное раздражение у колхозников.
Постепенно новые практики отношений и связанные с ними оценки действительности проникали в повседневную жизнь жителя села, становились частью его внутреннего мира. В крестьянской среде постепенно начинали формироваться профессиональные идентичности, важными элементами которых становились место индивида в общественном производстве, взаимоотношения в трудовом коллективе, регулирующая роль государства в системе трудовых отношений. Этот процесс шел неравномерно. Кто-то быстрее воспринимал новые реалии (как сталинские ударники и председатели, руководящий аппарат колхозов), другие предпочитали жить по «дедовским заветам». Столкновение различных принципов и представлений о социальной действительности и месте в ней рядового жителя села рождало конфликт ценностей в их сознании. В определенной мере его следствием был рост конфликтности в повседневной жизни деревни 1930-х годов, присущая ей в то время атмосфера «неудержимой злобы»[497]. Разумеется, в 1930-е годы процесс формирования новых типов идентичности был далек от своего завершения. Но уже тогда в сознании жителей села стали заметны черты, свойственные для новой модели организации сельского социума, в своих основных характеристиках отличные от того типа идентичности, который следует называть крестьянским.
493
ГААО. Отдел ДСПИ. Ф. 290. Оп. 1. Д. 1198. Л. 80–81 (Информационные сведения Прокурора Северного края. 2 ноября 1932 г.).
494
ГААО. Ф. 1470. Оп. 2. Д. 236. Л. 24-24об. (Протокол допроса свидетеля К… 15 февраля 1933 г.).
495
РГАЭ. Ф. 396. Оп. 10. Д. 4. Л. 321 (Письмо А. Г. Савиной в редакцию «Крестьянской газеты». Ранее 23 сентября 1938 г.); Д. 5. Л. 3–4. (Письмо В. Т. Пушкина в редакцию «Крестьянской газеты». 26 ноября 1938 г.); Оп. И. Д. 5. Л. 27 (Письмо Н. Зайцева в редакцию «Крестьянской газеты». 24 января 1939 г.); ВОАНПИ. Ф. 2522. On. 1. Д. 86. Л. 80-80об. (Письмо Е. Л. Смирновой Первому секретарю Вологодского обкома ВКП(б) П. Т. Комарову. 1939 г.); ГААО. Отдел ДСПИ. Ф. 290. Оп. 2. Д. 711. Л. 16 (Информационная сводка № 1 о проведении краевого слета сталинских ударников животноводства. 1935 г.); ГААО. Ф. 621. Оп. 3. Д. 412. Л. 24–25. (Спецсообщение НКВД. 4 марта 1937 г.); Они хотели отнять у колхозников зажиточную счастливую жизнь // Правда Севера. 1937. 28 января.
496
ГААО. Ф. 1470. Оп. 1. Д. 253. Л. 113 114об. (Протокол допроса свидетеля Е… 31 марта 1931 г.); Д. 870. Л. 3–4 (Протокол допроса свидетеля В… 10 декабря 1935 г.).
497
Об этом см., например, Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 1930-е годы: деревня. М., 2001. С. 261–292.