— Тихо ночь прошла? — поинтересовался богатырь.
— Не совсем. Сейчас дед Михей с отцом вернутся, сами расскажут.
— Живы все? — зыркнул глазами Угрюм.
— Да, всё в порядке, — мне было не по себе рядом с этим человеком. Его злобный взгляд не сочетался со словами заботы.
— Мы пошли по дворам, проверить всех, — добавил Алексей.
— Можно с вами? — воодушевился Гриша.
Дядя Лёша замялся:
— Надо оно вам, ребятишки? Уж мы сами.
— Да пусть идут, — неожиданно согласился Фёдор, — в жизни и пострашнее вещи бывают.
Он улыбнулся внезапной, какой-то предвкушающей улыбкой, больше похожей на оскал.
Алексей нахмурился, но промолчал. Не знаю, хотела ли я идти. Было страшно, и одновременно неизведанный доселе ужас манил, как страшилки, которые рассказывали друг другу в детстве, спрятавшись под одеялом.
Мы пошли по домам, дядя Лёша стучался в ворота, спрашивал, как прошла ночь. Все ли живы? Так странно, интересоваться не обычными житейскими делами, а тем, не умер ли кто за эту ночь.
— Ты сказал, что нас ждут у сельсовета. А выходит, все по домам сидят, — спросила я тихо у Гриши.
— Лев Андреевич ждал и с ним несколько наших мужиков. Женщины все делами заняты, — парень развёл руками.
Мы обошли уже почти всю деревню. Ни люди, ни живность не пострадали. Выходит, эти уроды не смогли пробраться. Уже собрались возвращаться, когда дядя Лёша спохватился:
— Постойте, к старой Никитишне мы не зашли. И вчера её никто не видел.
— Она особо ни с кем и не общается, — пожал плечами Гриша.
— Но проверить всё равно надо. На собрании я её не видел. Только там, где Степана нашли.
Алексей развернулся, и мы следом за ним. Домик старушки стоял в одном из переулков, за сгоревшими строениями. Маленький, покосившийся. Он состарился и ждал смерти вместе со своей хозяйкой. Скособоченная калитка была распахнута, как и входная дверь.
— Не нравится мне это, — нахмурился Фёдор.
Мы заторопились внутрь. Первым зашёл дядя Лёша.
— Никитишна! Ты дома?
Неестественная тишина окружала избушку. Во дворе не топтались в пыли куры, не видно собаки. Внутри не слышны звуки улиц. Гуськом прошли в комнату. Возле угла с иконами, страшным повторением вчерашнего кошмара, висел кокон. Но в этот раз он не был спелёнат так туго. Снизу, там, где была голова покойницы, сочилась жёлто-зелёная, дурно пахнущая жидкость. Со шкафа на нас зашипел матёрый серый котище, заставив прийти в себя.
Странно устроена человеческая природа. Вчера меня выворачивало наизнанку от одного воспоминания о том, как мы нашли дядю Стёпу. Сейчас я спокойно смотрела на висящую в коконе старушку, лишь подмечая новые детали происходящего. Паутина, удерживающая в своих объятьях труп, не была плотной, будто её покромсали в нескольких местах, и теперь оттуда свисали рваные лохмы. Под телом скопилась лужа жёлтой дряни, вперемешку с остатками плоти. Останки старушки казались осушенным сосудом, маленьким и несуразным.
Гриша позеленел и пулей выскочил во двор. Фёдор, напротив, подошёл ближе, вглядываясь в малейшую деталь и словно наслаждаясь зрелищем. На его лице появилось странное выражение: извращённая удовлетворённость и почти детский восторг. Зрачки расширились, ноздри трепетали, вдыхая смрад, исходящий от тела.
Мы с Алексеем переглянулись и, не сговариваясь, вышли прочь.
— Жуткий тип, — с содроганием сказал дядя Лёша, — я всё думал, зачем он со мной напросился? С приезда ни с кем не общался, никому не помогал. А тут. Доброволец, — он с отвращением сплюнул на землю, — пошли, позовём остальных.
Из-за угла дома показался бледный, как полотно, Гриша.
— Сначала зайдём к маме, она врач. Пусть осмотрит первая, возможно, это поможет нам.
Алексей молча кивнул и направился к нашему дому. Фёдора мы дожидаться не стали.
Глава 7
Мама, выслушав, взяла свою сумку и отправилась за нами. Фёдора уже не было. Содрогнувшись от увиденного, она приступила к осмотру, как обычно, выключив все эмоции.
— Алексей, её надо снять.
Богатырь, сдерживая подступающую тошноту, забрался на табурет и, приподняв труп за ноги, срезал паутину. Скорбные лики с икон равнодушно наблюдали за всем происходящим из своего угла. Мама надела перчатки, чтобы помочь мужчине, придержала тело снизу.
Они опустили кокон на пол, где, перевернув лицом вверх, срезали окутывающую тело паутину. Труп напоминал сдутую резиновую куклу. Кожу покрывали многочисленные трупные пятна. На животе и затылке виднелись рваные отверстия. По комнате поплыл тяжёлый дух разложения и ещё чего-то, чему названия не существовало. Я открыла нараспашку окна, впустив свежий ветерок, хоть немного сбивающий смрад.