— Добро, — кивнул дядя Лёша. — А вы пока собирайтесь в дорогу. Гриша, проверь машину.
— Будет сделано! — отсалютовал парень.
Мужчины исчезли в сенях. Мама спохватилась:
— А мы чего сидим? Дед Михей, собирайте провизию. Я пока тесто поставлю. Напечем в дорогу пирожков и хлеба.
— Хорошо, Оленька, как скажешь, — добродушно улыбнулся старик и полез в погреб.
— Может, нам за грибами прогуляться? — Спросил Гриша.
— Нет! — мама, тянувшаяся за мукой, так и застыла с поднятыми руками, — не выходить со двора. Не хочу вас потом по другим планетам искать.
— Гриша, тебе что Алексей сказал, — послышался из погреба глухой голос старика, — займись машиной.
— Иду уже, — подмигнул мне парень и вышел во двор.
К вечеру все опять стояли у калитки деда Михея, под парами пыхтели машины: наш автомобиль, старенький грузовичок дяди Лёши, Фольксваген Льва Андреевича и Нива Любы.
— Все вещи погрузили? — дядя Лёша стоял у борта машины, проверяя, хорошо ли всё уложено.
— Да, вроде, — Мария в последний раз оглядела пожитки, — еду только с собой в салон взяли. Детишкам перекусить.
— Так, — папа подошёл к нам, — поезжайте все за на нашей, Алексей, сади Трофима в кузов. С тобой поедет Зоя. Детей ко Льву Андреевичу. Остальные к Любе. Должны поместиться.
Рассевшись по автомобилям, в последний раз окинули взглядом деревню. Закатное солнце красными бликами отражалось в стёклах, к вечеру благоухало цветущими травами, чуть горьковато пахло пылью. Идиллическая картина. Прогретый воздух тонкой кисеёй мерцал над крышами.
— И всё-таки, — улыбнулась мама, — как я рада солнцу.
— Как говорил Гагарин, — усмехнулся папа, — поехали!
Он пару раз надавил на клаксон, подавая сигнал остальным, и наш караван запылил по просёлочной дороге.
До трассы было недалеко, скоро мы миновали лесок, выехали на асфальт, чуть размытый дождями.
— А где все — вертел головой Гриша, — ни одного человека.
— Не переживай раньше времени, — обернулась мама, сидящая впереди, — мы не знаем, какой кусок земли попал в зону действия портала.
— Вы, молодёжь, по-другому подмечайте, — улыбнулся дед Михей, — электричество и газ есть. Значит, работают ТЭЦ. Отсюда вывод: катаклизму вашего не было. А народ найдётся.
— Верно говорите, — в зеркало на нас глянул папа, — рано себя накручивать.
Мы выехали на трассу, она была пустынна в обе стороны. Ни одной машины не видать. Папа перестроился на разворот к райцентру.
— Что-то не нравится мне это. Дело к вечеру, тут оживлённо должно быть, — забеспокоился отец.
Мама сняла очки, потёрла переносицу:
— Ой, что за напасть опять. Как я устала от этих петель, порталов и монстров.
Кортеж развернулся в сторону райцентра, машины выстроились друг за другом, хотя ехать можно было по всем полосам сразу. Дорога оставалась пустынной. Не шли по обочине деревенские, не сидели бабушки с пирожками и первыми грибочками. Пастухи не гнали коров по домам.
Двадцать минут до города прошли в полном молчании. У каждого в голове роились мысли, которые мы яростно отгоняли от себя, всё ещё надеясь, что это как-то можно объяснить.
Поворот на райцентр. Ровная трасса сменилась мелкими выбоинами сельской дороги. Впереди завиднелась остановка. А за ней, как выбравшийся из-под земли гигантский червь, чернел огромный провал. Кортеж остановился. Все выбрались из машин. Трофим высунулся из кузова:
— Выходит, тряхонуло-то везде.
— Мда-а, — почёсывал голову дядя Лёша, — что делать будем?
— Едем, — нахмурился папа, — чего здесь стоять?
Снова тронулись в путь.
— А если народу на Земле, кроме нас, не осталось? — Спросил Гриша, — представляете, мы единственные люди и нам предстоит снова населить планету. Плодитесь и размножайтесь, — патетически вскинул он руки.
— Ты разможалку-то попридержи, — недобро усмехнулся отец.
Гриша споткнулся на полуслове и сконфуженно замолчал, мы с мамой прыснули, в итоге громогласно расхохотавшись.
Показались первые домишки, обнесённые штакетником. Во дворах не лаяли собаки, не играли на улице дети, хозяйки не заканчивали работу по дому.
— Мать честная, — только и прошептал дед Михей, — нечисто тут что-то.
Миновали небольшой частный сектор и выехали на городские улицы. Маленькие кирпичные двухэтажки стояли полуразрушенными, зияя разбитыми окнами. По дорогам ветер гоняли куч мусора и обрывки газет. Пели птицы, но среди разрушенного города звучало это скорее зловеще.