Кидал, случайно лишь не погубя,
И не сгубил - напрасно: сам о том
Жалел он, вспоминая о былом.
Любить способный больше, чем любой,
Кто облик носит на земле - земной,
В мечтах о благе он занесся ввысь,
И в холод зрелый те мечты влились.
Гонясь за тенью, тратил он года
И силы, неценимые тогда;
И вихрь страстей врывался в жизнь его,
В безумье не щадящий ничего;
И гибли чувства лучшие в борьбе
Средь диких дум о яростной судьбе.
Но в гордости он не себя винил,
А лишь Природу, буйство низких сил;
Свои грехи он возлагал на плоть,
Что червь сожрет, душе ж - не побороть.
Добро со злом смешав (какой итог!),
Он в актах воли рад был видеть рок;
Чужд себялюбья мелкого, порой
Он для другого жертвовал собой;
Не долг, не жалость были в этом, нет
Лишь извращенность мысли, гордый бред,
Что лишь ему все можно, все равно,
Что так другому делать не дано;
Опасный путь: такая страсть могла
Его вовлечь в преступные дела;
Ему равны падение и взлет,
Лишь бы из тех, среди кого живет
И разделять чью долю осужден,
Добром иль злом мог выделиться он.
Полн отвращенья, дух его больной
Ввыси, над миром, трон поставил свой,
И холодно он дольний мир следил,
И кровь ровней бежала в недрах жил;
Не знать бы ей, что значит грешный зной,
И вечно течь струею ледяной!
Все ж он с людьми путем обычным шел
И то же делал, те ж беседы вел
И логику не рушил напролом:
Безумен сердцем был он - не умом.
Чужд парадоксам, он своих идей
Не обнажал, чтоб не задеть людей.
XIX
Таинственный и замкнутый для глаз,
При нежеланье выйти напоказ,
Он знал искусство (иль рожден был с ним)
Свой образ в душу заронить другим.
Не то, чтобы любовь или вражду,
Все, что назвать нетрудно на ходу,
Внушал он, но, кто раз его видал,
Тот встречи никогда не забывал;
С кем говорил он, - после долго тот
Небрежных слов продумывал полет;
Как? - не понять, - но был неотразим
Для всех он, кто водил беседу с ним;
Он в сложном чувстве воплощал с тех пор
В них образ свой. Пусть краток разговор,
Но отвращеньем иль влеченьем вмиг
Он в душу (каждый чувствовал) проник.
Для вас он тайна, но уже пути
К вам он сумел (вдруг видите) найти
И овладеть. С самим собой вразрез
К нему вы сохраняли интерес;
С тем обаяньем вам не совладать:
Казалось, - запрещал он забывать!
XX
Шло празднество. Тьма рыцарей и дам
Вся знать, все богачи - собрались там.
Был зван и Лара; знатен он; почет
Его всегда у Ото в замке ждет.
Весельем потрясен блестящий зал;
Все удалось - и пир, и пышный бал.
Веселый танец мчит красавиц рой,
Слив грацию с гармонией живой;
Жар нежных рук и молодых сердец
В счастливых узах слиты наконец;
При виде их в угрюмых взорах - свет:
Старик припомнит радость юных лет,
И грезит Юность, что с земли она
На крыльях счастья ввысь унесена!
XXI
С приязнью их и Лара созерцал;
Коль был он смутен, - значит, взором лгал|
Беззвучно проносившихся пред ним
Красавиц наблюдал он, недвижим,
Став у колонны, руки сжав крестом.
Но странно: он не замечал притом,
Что мрачный взгляд в него вперен в упор:
Он дерзостью бы счел подобный взор.
Но вот - заметил. Незнакомец тот
Его лишь, видно, взором стережет,
Зловещ, настойчив. Обликом - пришлец,
Еще таился он, - но наконец
Скрестились взоры: был допрос в одном
И удивленье гневное в другом.
В глазах у Лары вспыхнул огонек
Неясных подозрений и тревог,
А тот явил в лице тяжелом вдруг
Смятенье чувств, не понятых вокруг.
XXII
"Он!" - вскрикнул незнакомец. Этот крик,
Вмиг повторен, во все углы проник.
"Он? Кто же он?" - бежит из уст в уста,
Пока молва не долетает та
До слуха Лары. Вспугнуты сердца
И вскриком, и глазами пришлеца,
Но Лара и не дрогнул; в глуби глаз
Блеск удивленья первого погас;
Он все стоял, оглядывая зал,
Хоть незнакомец глаз не опускал
И вдруг сказал, от смеха дрогнув весь:
"Он! Как он здесь? Что делает он здесь?"
XXIII
Чрезмерно было, чтобы Лара снес
Столь дерзко угрожающий вопрос.
Чуть сдвинув брови, но невозмутим,
Без вызова, но тоном ледяным
Сказал он дерзкому: "Меня зовут
Лара. Коль ты с другими равен тут,
Вниманию, столь вежливому, я
Отвечу, ничего не потая.
Я - Лара. Спрашивай еще, прошу:
Готов ответить, маски не ношу".
"Да? А подумай. Иль вопроса нет,
Что слух пронзит, хоть в сердце есть ответ?
Не узнаешь? Вглядись: ведь, может быть,
Хоть память ты еще не смог сгубить.
Тебе вовек не расплатиться с ней:
Забыть не смеешь до скончанья дней!"
Взор Лары медлил, но узнать не мог
(Иль не хотел); с презреньем Лара вбок
Отвел глаза и головой качнул,
И спину к незнакомцу повернул,
Надменно не ответив ничего,
Но жестом тот остановил его:
"Лишь слово! Я приказываю: стой!
Ответь, как рыцарь, равному с тобой!
Коль ты таков, как был... Не хмурь бровей:
Раз это ложь, - нетрудно сладить с ней...
Коль ты таков, как был, - презренен ты,
Твой гнусный смех и злобные черты!
Не ты ли тот, кто..."
"Кто бы ни был я,
Но диким обвиненьем речь твоя
Мой слух не тронет. Пусть внимают те,
Кто придает значенье клевете
И побоится сказку ту прервать,
Что ты сумел изящно так начать...
Со столь учтивым гостем я стократ
Хозяина поздравить буду рад".
Тут удивленный Ото произнес:
"Какой бы ни был между вас вопрос,
Не место здесь решать его и мой
Испортить бал словесною войной.
Коль Эззелин желанием зажжен
Поведать нечто князю Ларе, он
Хоть завтра может (здесь, на стороне
Где захотят) все разъяснить вполне.
Ручаюсь я: мне Эззелин знаком,
Хоть долго он в краю бродил чужом,
И все успели позабыть о нем.
За Лару я ручаюсь в свой черед:
Порукой доблести - высокий род;
Кровь славных предков не унизит он,
Исполнит с честью рыцарский закон".
"Пусть завтра, - согласился Эззелин,
Узнают здесь, что прав из нас - один.