А на холмах холмы по сторонам.
Пастушьи? Нет, не обойти их нам.
Надежды лишены, окружены,
Но кровь за кровь. Дороже нет цены.
13.
Минутный отдых. И пора решать:
Атаковать или на месте ждать?
Не безразлично ли? Но у реки -
Враг послабей. А за спиной полки.
И вдруг удастся эту цепь прорвать
И вырваться? Итак - атаковать!
Тот жалкий трус, кто нападенья ждёт,
Сам не решаясь нападать... И вот -
Мечи взметнулись, повода бренчат,
Слова вождя опередил отряд,
Хоть ту команду, что в ушах звучит,
Для многих голос смерти заглушит.
14.
В холодную режимость погружён
Тяжёлый меч он вынул из ножён,
И отрешённость жёсткого лица -
Бесповоротней, чем у храбреца,
Людей спасающего... рядом с ним
И Калед, как всегда неустрашим:
В нём верность снова страх превозмогла.
Луна смертельным светом залила
Его лицо, явив во всех чертах
Боязнь за друга, верность, но не страх.
И Лара этим не был удивлён.
Рукой руки пажа коснулся он.
Рука не дрогнула. В душе покой.
Одни глаза твердили: "Я с тобой.
Погибнут или разбегуться - пусть,
Скорее с жизнью, чем с тобой прощусь".
Звучат слова команды роковой,
В ряды врага врубился плотный строй,
И разом - шпоры скакунам в бока,
И отражается в мечах река.
Отважных до отчаянья бойцов
Лишь горстка против множества врагов.
Окрасился вдвойне поток речной:
Сначала кровью, а потом зарёй.
15.
Где свой сдавал, где враг одолевал -
Везде на помощь Лара поспевал.
И сам, надежд не видя никаких,
Рубился он и вдохновлял своих.
Все понимали: дрогнешь - пропадёшь,
Кто побежит - погибнет ни за грош.
И в страхе смешивая строй рядов,
Готовы отступить полки врагов:
То окружён своими, то один
Врубался Лара в гущу их дружин.
И, наконец, прорвав железный строй,
Над берегом реки взмахнул рукой.
Но вдруг пернатый шлем поник: стрела,
Вдогонку пущенная, в бок вошла.
И замер клич победы на устах,
И смерть обрушила победный взмах:
Рука упала с высоты плеча,
Ещё сжимая рукоять меча.
Разжалась левая, лишившись сил,
Но тут же паж поводья подхватил:
Вождя, склонённого к луке седла,
Его рука из боя увела.
Но силы и сознанье потеряв,
Ни битву, ни пажа не видит граф,
А ни одна из бьющихся сторон
И не заметила, что он сражён.
16.
По раненым и мёртвым день скользнул,
На панцире изрубленном блеснул...
Чело без шлема. Конь без седока.
Последним вздохом вздыбивши бока,
Кровавую подпругу разорвав,
Лежит он в хаосе измятых трав,
А та рука, что управляла им
Движеньем слабым, но ещё живым,
За повод дёргает: ведь недалёк
Тот жажду разжигающий поток.
И губы опалённые дрожат
У всех, кто умирает, как солдат.
Горящий рот напрасно просит пить,
Чтоб губы для могилы охладить.
И руки ослабевшие скользят
По травам, уполщающим назад...
Воды достигнув из последних сил,
Почти что пьёт он, как вовек не пил -
Что ж медлит он? Но жажда вдруг прошла:
Смерть и её с собою унесла.
17.
Там, в стороне, под липою лежал
Тот, кто сраженье это развязал.
Ещё дышал, но был он обречён,
Струилась кровь, приблизив вечный сон,
А паж, с которым он неразделим,
Склонился на коленях перед ним,
И шарфом рану зажимал... на ней
Кровь с каждою конвульсией черней.
Дыханье всё слабей и под рукой
Кровь чуть сочится с той же роковой
Неотвратимостью... и вождь едва
Выдавливая из груди слова,
Сжимает руку смуглого пажа,
Её в своей, мертвеющей, держа.
Улыбкой горестной понять даёт,
Что боль ещё сильней от всех забот.
А паж давно не видит ничего -
Да... перед ним лишь влажный лоб того,
Чей взор, тускнея, унесёт во тьму
Весь свет, что на земле светил ему.
18.
Обшарил поле вражеский обход.
Что им победа, если вождь уйдёт?
Искать его. Склоняются над ним.
А он глядит с презреньем ледяным,
Что разом примирив его с судьбой,