Мейран отлично помнил тот день, когда он впервые увидел своего будущего короля. Серьезный такой ребенок, целеустремленный, как кирпич в полете, основательный, кряжистый - в шесть уже лет кряжистый, а это не шутка, государи мои. Мейран посмотрел на него снисходительно с высоты своих десяти лет - а Сейгден неожиданно ухмыльнулся и предложил: "В "черную лису" сыграть хочешь?" Мейран согласился... и был позорно разгромлен во мгновение ока. Когда отец Мейрана, остолбеневший от сыновней дерзости, обрел-таки дар речи, принц уже объяснял новому своему знакомцу все тонкости и ухватки "черной лисы", а Мейран, разом растерявший недавние покровительственные замашки, почтительно внимал тому, кого признал своим повелителем и полководцем на всю оставшуюся жизнь.
Вот и минуло этой самой жизни тридцать шесть лет... а Сейгден и Мейран до сих пор играют в "черную лису" - только теперь на одной стороне. Вроде бы и далеко ушел господин первый министр от почти бесприютного мальчишки, отпрыска боковой ветви не самого знатного рода... далеко, говорите? Да ни на шаг! Под ногами Мейрана все те же плиты, на которые его швырнул шестилетний сопляк... швырнул, а после протянул руку, чтобы помочь десятилетнему мальчику встать... плиты все те же, и мальчик все тот же - а что с тех пор мальчик землями да чинами оброс, ничего не меняет. И Сейгден, хвала всему сущему, не переменился ничуть - только вырос и повзрослел. Все такой же кряжистый, мощный... и как только под ним кресло не разлетается вдребезги уму непостижимо!
Не к роскоши Суланской, не к ее почти кокетливой хрупкости Мейран так и не смог привыкнуть, а к сочетанию этой ломкой изысканности и своего короля. Ведь опусти Сейгден руку на каменный парапет - и тот не выдержит, прогнется, не сможет не прогнуться... нет, Мейран не спорит, королевские покои и впрямь обставлены с отменным вкусом, почти безупречным, и эта мебель, если вдуматься, может выдержать не только комара, но даже и бабочку. Да, и вот за этим столом на этом кресле сидит король... сидит, и бокал из радужного стекла эттармского в руке держит... и... и ничего!
Всякий раз, когда Мейран видел своего короля не в седле и с двуручным мечом, не на просторе, не в дворцовом парке хотя бы, а в дворцовых покоях, всякий раз ему приходила на ум старая, смутно памятная с детства сказка о волшебном тигре в волшебном стеклянном лесу - где ни травиночки сломать не смей, ни листочка разбить не моги. Вот он, тигр сказочный: упругая ленивая мощь, небрежная меткость, не знающая промаха, тяжкая грация в осыпи стеклянного звона - и только прозрачная листва трепещет ему вдогон!
Где-то на одной из городских башен Ланна колокол принялся мерно отзванивать полночь. Тигр зевнул и потянулся. Стеклянный лес дрогнул, рассыпаясь мириадами дробных радужных вспышек, беззвучно тенькнул в ответ на бронзовый гул, промерцал напоследок и угас, сменяясь дворцовыми покоями: легкий переплет оконной решетки, витые свечи на ночном столике, почти невесомое кресло с прихотливо изогнутыми ножками...
- Отчего так поздно? - спросил король. - Я уже совсем было спать собрался...
Нижняя челюсть его еще напряглась слегка, скрывая новый зевок, но из внимательных глаз сон уже схлынул полностью. Какой уж тут сон, когда первый министр о полночь едва ли не прямо в опочивальню явился! Значит, что-то случилось... тревожное что-то - с бестревожными новостями можно ведь и до утра погодить.
- Что случилось? - спросил Сейгден.
- Беглые огни, - ответил Мейран.
- Военный сигнал? - произнес Сейгден с изумлением и недоверием настолько сильным, что от этого недоверия его крупная голова чуть подалась назад. Ну еще бы - после прошлогодних ристаний... да нет, какая там, к шуту, война? Быть того не может.
Мейран покачал головой.
- Нет. Просто двойной костер. Созыв на Большой Совет.
Два костра на небольшом расстоянии друг от друга. В случае опасности военной их было бы три. Два костра - опасность неведомая... нет, не военная - просто неизвестно, какая. Другая. Незнаемая угроза. Вот уже больше трехсот лет никто не зажигал двойных костров. Мейран так даже и не сразу понял, в чем дело.
- Чьи огни? - требовательно спросил король. - Кто сбор объявил?
Он прав. С этого и следовало начинать. С этого, а вовсе не...
- Огонь малиновый, дым лиловый, - четко ответил Мейран.
- Найлисс, - пробормотал Сейгден. - Найлисс. Лерметт. Наконец-то.
Радужный бокал уже стоял на столике - и когда это он там очутился? Король опустил локти на стол и уронил голову в ладони. Плечи его разом обмякли, словно с них толь ко что сам собой соскользнул тяжелый груз, но беспокоиться не о чем - найдется, кому подхватить упавшее.
- Я дурак, - глухо выдохнул Сейгден себе в ладони. - Давно мне надо было с этим щенком потолковать.
Он поднял голову и коротко рассмеялся.
- Все сам да сам... как будто я один на свете! Думал, думал... и так и этак в голове поворачивал... тебе - даже тебе! - ни словом ведь не сказался... тревожить тебя попусту не хотел.
Мейран тяжело сглотнул. Если Сейгден о чем-то умолчал... да, это серьезно. Хуже, чем серьезно. Не в том банальном для большинства королевских дворов смысле, что первый министр у его величества из доверия вышел. Ерунда. Сейгден и Мейран всегда делились друг с другом любыми соображениями - потому что именно друг с другом, а не король с министром. Чтобы между ними доверие исчезло, нужно сперва их дружбу порушить - а такое едва ли возможно. Но если один из друзей переживает какую-то мысль в одиночку, не осмелясь потревожить ею второго... это должна быть очень мучительная мысль. Да, и при чем тут король Найлисса?
Мейран не испытывал ревности к Лерметту. Даже на одно-единственное мучительное мгновение - не испытывал. Просто ему хотелось знать... нет, не так. Не хотелось. Между "хотелось" и "должен" есть разница - ого, и еще какая!
- Ты неправ, твое величество, - усмехнулся Мейран. - Тут уж одно из двух - либо "потревожить", либо "попусту".
Они всегда были на "ты", даже и прилюдно. Вздумай Мейран обозвать короля "вашим величеством", это означало бы, что он всерьез на него разобижен... или сам хочет обидеть. Тоже всерьез.
- Да нет, - не согласился Сейгден. - Бывает и такое. Другое дело, что сказать тебе я был должен... а Лерметту так просто обязан. Никто другой нам лучше, чем он, не присоветует. По эту сторону реки никто не знает степь лучше него.