– А что на это казначей сказал? – нетерпеливо спрашивала Шеррин всякий раз, когда ей удавалось уговорить Сану вновь рассказать ей эту историю.
– Казначей, – неизменно отвечала Сана, – вздохнул только и молвил: «Одно счастье, что госпожа Сана росточку из себя небольшого».
Вот так. Золото за столько-то лет расточилось без остатка – а вот опыт, бесценный опыт несравненной красавицы… Шеррин несказанно повезло: коротать старость Сана решила не где-нибудь, а именно в Адейне.
– Это не подойник, – наставительно произнесла Сана, протягивая принцессе высоченный чепец из порядком потертого бархата, отделанный басонной тесьмой. – Это ведро. Пыльное.
Шеррин стукнула чепцом по колену, выколачивая из бархата пыль, и закашлялась.
– Жаль, что его нельзя оставить таким же пыльным, – с сожалением произнесла она.
– Зато его можно постирать, – утешительно напомнила Сана. – Бархат все-таки. Если доверить эту стирку достаточно неопытным рукам…
– Сама постираю! – возликовала принцесса.
– У тебя так плохо, как надо, не получится, деточка-ваше-высочество, – возразила Сана.
– Я постараюсь, – уверенно посулила принцесса. – Где зеркало?
Зеркало исправно явило лик принцессы, над которым возвышался пресловутый чепец. Плохо. Очень плохо. При всем своем ошеломляющем уродстве чепец все-таки не скрывал волосы полностью. Скверно. Иссиня-черные волосы при глазах цвета зеленого орехового меда могут и законченного дурня навести на мысль: «Вот эту бы девочку да приодеть как следует…» Почему-то на такое даже у дураков ума хватает. А надо, чтобы не хватило. Чтобы любой мужчина только и смог, что попятиться в ужасе.
– Впрочем… – Шеррин еще раз критически оглядела свое отражение и согласно кивнула самой себе. – Дело поправимое. Если пустить по краю рюшики и добавить кружавчиков…
– Деточка-ваше-высочество! – Сана приподняла брови движением презрительной красавицы. Брови у нее сохранились изумительные – тонкие, густые, с естественным надломом – и при взгляде на них Шеррин всякий раз охватывала грусть: судя по этим прекрасным бровям, Сана в молодости была чудо как хороша собой. – Надо говорить не «кружавчики», а «кружева». А еще принцесса…
– Если бы я имела в виду кружева, – рассеянно отозвалась Шеррин, пытаясь надвинуть бархатное ведро потуже на лоб, – я бы так и сказала. Но мне нужны именно кружавчики. Такие… ну… мерзопакостные.
Сана хихикнула.
– Ты права, девочка. Поищем. Если пустить именно кружавчики… здесь… – старуха слегка прищурилась. – И вот здесь… да, это любую изуродует. Особенно если розовенькие. Чуть-чуть не в тон.
Шеррин содрогнулась. Кружавчики, да еще розовенькие, «чуть-чуть» не в тон красному бархату… какая же Сана все-таки умница!
– А теперь платье, – напомнила Сана, вновь откидывая крышку сундука.
– Погоди, – решительно произнесла Шеррин: дивный излом бровей Саны навел ее на мысль – но если она хоть самую малость промедлит, ей может не хватить духу. – Платье ты покуда сама поищи – а мне дай пинцет. Я быстро.
– А сумеешь? – Похоже, Сана отлично поняла, что именно собирается сделать ее воспитанница, ее «деточка-ваше-высочество».
– Постараюсь, – уныло посулила Шеррин. – Мне ведь дальше придется делать это самой – так лучше я прямо сейчас и начну.
Удивительно, что могут сотворить с лицом выщипанные, а тем более общипанные брови. К тому моменту, когда Сана выискала в недрах сундука самое, по ее мнению, неподходящее платье, Шеррин в немом изумлении глядела на результат своих трудов. Реденькие бровки, кривоватые, одна короче другой, волосенки жалостно топорщатся…
Сана отложила платье, встала, подошла к принцессе, обняла ее и принялась гладить по голове.
– Надо будет их еще и высветлить, – глухо произнесла Шеррин. – Немного. Чтобы уж совсем противно получилось. И ресницы обкорнать.
– Детка моя… – Сана поцеловала принцессу в разгоряченный лоб. – Это же как приходится уродовать мою адейнскую розочку, чтоб от нее риэрнский лопух отказался!
– На то он и лопух, – хмыкнула принцесса. При одном только упоминании короля Иргитера все грустное настроение куда-то улетучилось – взамен явилась злость. – Где платье?
– Сначала подойник сними, – посоветовала Сана. – После напялишь.
Платье было роскошным. Когда-то. Когда Адейна могла считаться страной если и не богатой, то уж во всяком случае зажиточной. До того, как дед Шеррин из желания заграбастать побольше разрушил все. Плантации масличной розы приносили Адейне… ну, не золотые горы, но, по крайней мере, золотые холмики. А щедрая земля и ласковое солнце не оставляли голодными тех, кто возделывал хлеб, овощи, фрукты и виноград. Казалось бы, чего еще желать? Но нет! Зачем нам всякие там яблоки и прочая пшеница, если розовое масло – единственное в своем роде адейнское розовое масло! – приносит в казну куда больше? Долой виноградники! Прочь пашни! Всю, всю землю до последнего клочка пустить под розы – и грести деньги лопатой! Приказ короля!
Всякий раз, проклиная дедову придурь, Шеррин вспоминала старую шутку про скупердяя. Прослышав, что очаг с новой вытяжкой экономит половину топлива, он велел установить у себя в доме сразу два таких очага – чтобы не тратить дров вообще. Действительно, экономия, ничего не скажешь. Покуда половина Адейны была занята под розы, деньги водились и в казне, и у подданных. А вот когда не осталось ни полоски земли под пашню или виноград… О да, розовое масло стоит недешево – а сколько стоит еда? Привозная до крошки еда? Если все, ну просто все приходится ввозить, прибыль расходов не перекроет. Дед рассчитывал, что дела пойдут, как по маслу… розовому, само собой. Дела пошли – хуже некуда. Прежняя Адейна не знала голода. Адейна, покрытая розами сплошь, постоянно жила впроголодь – а то и похуже. Это ведь догадаться надо – одним росчерком монаршего пера поставить себя в зависимость от сбыта одного-единственного товара! А как быть, когда торговцам приходит блажь взвинтить цены на хлеб и прочую еду – ведь у жителей Адейны выхода нет? Покряхтят, да поневоле и купят. Втридорога платишь, а розовое масло за полцены идет. Можно бы восстановить порушенное, вновь завести пашни и виноградники, сады и огороды… но это стоит денег. Денег, которых у Адейны больше нет. Может, Шеррин и удалось бы хоть самую малость наскрести, хоть с мертвой точки дело сдвинуть… когда бы не Иргитер.
Риэрн огибал Адейну с трех сторон, и лишь крохотная общая граница с Юльмом позволяла Адейне хоть немного ослабить удавку, хоть изредка глотнуть воздух. Иргитер хоть и лопух, а понял главное: сама для себя Адейна – тяжкое бремя, она вот-вот изнеможет от нищеты… но в чужом кармане та же самая Адейна – очень даже выгодная покупка. В лапах у Риэрна, имеющего свое, не заемное, хозяйство Адейна способна доиться чистым золотом. Не случайно Шеррин пришло на ум сравнение с удавкой: Иргитер перекрыл Адейне дорогу в шесть приречных королевств из восьми. Он не пропускал через свои границы розовое масло и не покупал его сам – и точно так же поступал с продовольствием для Адейны. Королевства не особо и страдали: просто-напросто мода на аромат адейнских роз сменилась модой на найлисский жасмин. Когда бы не Юльм… о, Иргитер охотно придушил бы и эту торговлю. Вот только королю Эвеллю Риэрн не страшен: с такой эскадрой Юльм может надменно взирать на происки Риэрна с верхушки самой что ни на есть высоченной мачты. А вот у Адейны такой эскадры нет. И денег тоже нет. Зато у Адейны есть принцесса. И если риэрнский король, так уж и быть, соблаговолит взять ее в жены, все уладится наилучшим образом: и еды будет вдоволь, и розовое масло рекой потечет в королевства Правобережья, и настанет для всех жизнь сладкая и сплошной беспрерывный праздник.