Вошел Николай Второй, держался уверенно, но взгляд был строгим, лицо побледнело.
– Как Алексей? – глухо спросил государь, посмотрев в обескровленное лицо сына.
– Ваше величество, я бы посоветовал вам немедленно возвращаться в Царское Село. Этот вагон не оборудован для дальнейшего лечения наследника. Возможно, царевичу потребуется переливание крови, а сделать это в полевых условиях будет весьма и весьма затруднительно.
– Меня ждут в Ставке, – несколько растерянно произнес Николай Александрович, глядя в бледное лицо сына. – С Янушкевичем предстоит весьма важный разговор. Его никак нельзя отложить.
Он взял в свои ладони руку сына, показавшуюся ему невероятно холодной, лицо мальчика выглядело безжизненным, напоминая восковую маску.
– Извините меня за откровенность, ваше величество, но в таком случае вы можете потерять наследника. Я вынужден вам сказать со всей прямотой: положение Алексея весьма серьезное. Признаться откровенно, даже затрудняюсь сказать, что можно предпринять в такой ситуации.
– Сделайте что-нибудь… Вы ведь все-таки врач.
– Я делаю все, что могу, ваше величество, но в полевых условиях… Даже не уверен, возможно ли остановить кровь по приезде, – тише прежнего произнес лейб-медик. – Попробуем ввести белок, надеюсь, что эта мера поможет. Но полной гарантии я вам дать не могу. Решайте, государь, дорога каждая минута!
– Хорошо… Мы возвращаемся, – принял решение Николай Второй. Увидев стоявшего в проходе флигель-адъютанта Трубецкого, он распорядился: – Отправьте в Царское Село телеграмму, пусть разыщут Григория. На него вся надежда…
– Слушаюсь, ваше величество, – с готовностью отозвался князь.
* * *
В Царское Село императорский поезд прибыл поздним вечером. Полностью остановить кровь у царевича не удавалось. Просачиваясь через бинты и марли, она обильно запачкала его одежду, и наследник, лежа на окровавленной простыне, выглядел усопшим.
Паровая машина, громко пыхнув, сбавила скорость. Колодки тормоза заскрипели, брякнули металлом движущиеся оси, и паровоз встал.
Среди встречавших поезд, неожиданно оказавшихся в значительном количестве, государь тотчас выделил высокую фигуру старца Григория Распутина. Подле него, выглядевшая девочкой-подростком, стояла Аликс. На императрице было темное приталенное платье и шляпка с узкими полями. На первый взгляд лицо у нее было спокойное, лишенное каких бы то ни было переживаний, и только в глазах прочитывалась непереносимая мука.
Пронзительные глаза Григория впились в окна царского вагона. Натолкнувшись взглядом на угрюмое лицо государя, он едва кивнул и уверенно зашагал в сторону открывающейся двери.
Ожидать пришлось недолго. Минуты через две с большим бережением на узких походных носилках двое санитаров вынесли на перрон наследника, лежавшего без сознания и укрытого обыкновенным солдатским байковым одеялом. Лицо у Алексея было восковым, напрочь лишенным признаков жизни и вызывало острую жалость у всякого, кто видел его в эту минуту. По толпе собравшихся прошелся стон. Статс-дама Вырубова, близкая подруга Александры Федоровны, не сумев сдержать нахлынувших чувств, негромко произнесла:
– Бедный Алешенька! За что же ему такое? Растет славным добрым мальчиком… И тут напасть!
Императрица шагнула навстречу носилкам, губы, неестественно белые, сжались в крепкую ниточку, образовав в уголках небольшие морщины.
Государь вышел следом за санитарами и, погладив наследника по руке, распорядился:
– Несите… Только прошу вас, не оступитесь!
Александра Федоровна подошла к Деревенко.
– Насколько серьезно?
– Положение весьма нешуточное, – не отважился посмотреть в глаза императрице лейб-медик, как если бы чувствовал свою вину за все случившееся. – Может произойти всякое. Чего мы только не пробовали: удерживали тампонами, вводили инъекции… Ничего не помогает.
– Неужели нет больше никаких средств?
– Есть еще одно снадобье. Можно попробовать железу морских свинок, чтобы…
– Да помолчал бы ты, – неожиданно оборвал доктора старец Григорий. Приблизившись к носилкам, он неожиданно для всех поднял наследника на руки и произнес: – Пойдем в дом, Алешенька, все будет хорошо.
– Позвольте! Ему так нельзя! – кинулся вдогонку за Григорием Деревенко.
– Оставьте его, – попридержал за рукав лейб-медика государь. И уже тише, явно ругая себя за несдержанность, добавил: – Так надо. Григорий знает, что делает.
Распутин, возвышаясь над собравшимися едва ли не на голову, с наследником на руках медленно направился ко дворцу через расступающуюся толпу. Неожиданно Алексей пробудился и открыл глаза, посмотрев на старца, улыбавшегося ему ласково, тихонько произнес: