Коротко поморщившись, пан Роман равнодушно повёл плечами. Если уж он, всегда осторожный, позволил себе ехать без оглядки, значит, мог бы успокоиться и пан Анджей. Так ведь нет! Вместо этого, тот с утра ноет… словно чуя недоброе. Меж тем, этот город пан Роман запомнил. Когда-то, не так, впрочем, и давно, этот самый Грязин сдался им без боя. Дмитрия встречали здесь хлебом-солью, местные красавицы вешались на его воинов… священники устроили крестный ход в честь вернувшегося царевича! Тогда ещё царевича…
— Пан Анджей… — начал пан Роман свою отповедь, но тут же и прервался, лихорадочно потянув кончар из ножен. Ворота, запиравшие вход в город были распахнуты и через них, нестройным водным потоком, выливалась в поле толпа. Десятки, сотни возбуждённых, орущих людей вмиг, прежде чем казаки пришли в себя, окружили их плотным кольцом и пан Роман, холодея, услышал звон добываемого из ножен оружия. Без его приказа воины изготовились сражаться!
— Стоять! — рявкнул он, после чего, предельно вежливо, обратился к рослому молодцу, кузнецу, судя по палёной бороде и многочисленным ожогам на руках. — Что за шум?
— Ты — лях! — коротко прорычал кузнец.
— Ну… да! — замявшись, сказал пан Роман, который ляхом не был, но решил не объяснять разницу между поляками и православными подданными короля Сигизмунда.
— Из Москвы путь держишь! — снова не спрашивал, а утверждал кузнец.
— Да! — на этот раз, Роман ответил уверенно и твёрдо.
— Из Москвы — это хорошо! — прогудел кузнец. — Значит, ведаешь правду… Что царь, правда — умер? А ноне кто там на престоле? Скажи, боярин!
— Государь Дмитрий Иванович — убит! — тихо, почти беззвучно начал Роман, но встрепенулся и повторил ещё раз. — Царь Дмитрий убит врагами Руси! Они захватили власть на Москве и посадили на престол убийцу царя, князя Шуйского! Он теперь у вас… царь!
В толпе, видимо, не верившей до конца в эту весть, поднялся ропот. Кто-то выкрикнул истерично:
— Он лжёт!
Пан Роман вспылил, даже за саблю схватился, но подраться ему не пришлось. Грубо и нагло протолкавшись через толпу, перед ним встал невысокий мужик, небогато, но опрятно одетый.
— Я знаю его! — громко, так что услышали все, сказал он. — Этот человек и впрямь был в войске царя Дмитрия! Он мне тогда ещё зуб выбил…
Тут уже и пан Роман вспомнил этого мерзавца, нагло покачивающегося на носках сапог перед ним. Сотник местного ополчения, один из немногих, кто до конца не признавал Государя. Впрочем, когда царевич предоставил ему и ещё нескольким неверующим требуемые доказательства, они также сложили оружие… Да, Грязин был одним из тех городов, что принял сторону Государя и крепко держался против послов царя Бориса…
Меж тем, признание сотника… Никифором его звали, взбудоражило и без того возбуждённых горожан. Кое-где засверкало оружие, троим стрельцам тут же принялись бить морды. Мятеж полыхнул внезапно и столь яростно, что напугал даже Романа. Впрочем, тот вовсе не собирался затевать чего-то подобного! Теперь же пану Смородинскому оставалось только наблюдать с немалой долей изумления за тем, как нестройная толпа обретает постепенно очертания войско, как в руках мятежников появляется дреколье, а кое-где, пока ещё в очень малом количестве мест, появлялись первые дымки фитильных пищалей…
— Ого! — чуть слышно пробормотал Марек из-за плеча пана Романа. — Кажется, грядёт буря!.. Поехали отсюда, господин! Пока не поздно…
Пан Роман и сам был того же мнения, но пока что выбраться из толпы возможности не было. Площадь перед воротами бурлила, до краёв забитая людом, трещали не выдерживающие давления сотен тел лавки торговцев… Где-то на пределе слышимости чёрно ругался кузнец, у которого расхватали с прилавка топоры и ножи. Марек, кажется, и сам догадался, что дело плохо. За спиной пана Романа неожиданно громко заскрипел замок пистолета. Предусмотрительный стремянный подтягивал пружины…
Толпа, кое-как вооружившись, хлынула к городу… Литвинов, как бы они не сопротивлялись, медленно волокло вместе с толпой, к городу. К распахнутым воротам.
А воевода здесь был предусмотрительный! В воротах, заслоняя строем проход, стояли уже городовые стрельцы. Четыре ряда бородачей в красных высоких шапках, длинных кафтанах… при саблях и пищалях! Пищали были нацелены на надвигающуюся толпу, фитили дымились.
— Митроха, ты что, стрелять в меня будешь?! — заорал кто-то из первых рядов. — Ну, давай, стреляй в брата!
Роман, бывший не так и далеко, заметил, что линия стрельцов сломалась… спустя некоторое время, когда подъехали они близко, видно стало лучше, оказалось, что ровного строя, живой стены больше не существует. Несколько стрельцов ногами и бердышами били лежащего на земле товарища, около десятка просто расступились, равнодушно наблюдая за происходящим. Двое лежали на земле, не двигаясь. Так лежат только мёртвые…
— На слом! — вдруг заорал кто-то дико и так громко, что пан Роман подпрыгнул в седле. — Анцифор всё знал! Бей его, други!
Кто такой Анцифор, чем он провинился перед горожанами, пан Роман не знал, мог только догадываться. Впрочем, если этот Анцифор достаточно предусмотрителен и осторожен…Его не найдут!
Вокруг отряда внезапно стало свободно. Приумолкшая толпа, во главе которой встали перешедшие на сторону мятежников стрельцы из местных, решительно направилась в глубь города. Самое время было смываться…
— Пан Анджей, ты куда?! — изумлённо спросил пан Роман, когда мимо него, столь же целеустремлённо и быстро, направились конфиденты пана Медведковского во главе с самим паном.
— Как куда?! — в свою очередь изумился пан Анджей. — К воеводе местному! Его же бить пошли… вот мы и поможем!
— Мы торопимся… ты не забыл?! — раздражённо поинтересовался пан Роман.
— Отчего ж, не забыл! Мы не надолго! — ухмыльнулся пан Анджей, пощипывая наполовину обрубленное в юные годы ухо. Про ухо это ходило множество легенд, вплоть до того, что его обрубил юному нахалу заезжий мушкетёр из самой Франции, с которым хмельной до ужаса юнец принялся толкаться у корчмы. Кто-то даже видел, как они толкались. На деле же, всего-то правды было, что пан Анджей в тот миг был смертельно пьян и не помнил себя. В беспамятстве и вылетел из седла на повороте, пропахав рожей кусты и даже сломав несколько ветвей. Роже-то что, и без того не слишком привлекательной была. А вот ухо пострадало сильно. По правде говоря, к тому моменту как местный коновал закончил штопать, от уха лишь треть осталась. К пану Анджею, как он ни противился этому, приклеилась ласковая кличка «Корноухий». Правда, ему она почему-то так не нравилась, что при одном только упоминании оной, он немедленно хватался за кончар… В гневе он был страшен! Раздутые щёки, оскал желтоватых, острых как у волка зубов, покрасневший от беспробудного пьянства до бурого состояния нос… Некоторые пугались по настоящему. Сейчас проклятый шляхтич, слишком гордый, чтобы быть умным, рвался, разумеется, в первые ряды.
Расстроенный так сильно, что даже боялся себе признаться, пан Роман оглянулся… Его казаки, отлично обученные воины, замерли ровным строем за спиной своего командира. Никто не стронулся следом за людьми пана Анджея… но две дюжины глаз пристально и неотрывно следили за ним, за паном Романом. Мол, прикажи только, мы готовы! И ведь и впрямь были готовы… вот уже и пищали с пистолями наготове! А пан Анджей всё дальше… А в воротах уже спал напор, там бегут, торопятся поспеть за остальными, разве калеки да старики.
— Андрей! — резко сказал пан Роман, сам собой не довольный. — Возьми ещё троих, останетесь с пани Татьяной. Чтобы ни один волос с её головы не упал! Головой ответите!
Казак, к которому он обращался, Андрей Головня, был достаточно зрел, чтобы преисполниться осторожности. Далось ему это нелегко — шрамы на лице говорили о трудной науке, но то, что ещё был жив — о том, что наука пошла впрок. Сейчас он лишь коротко кивнул, и указал троим, что им придётся поскучать с ним. Остальные — двадцать человек, включая сюда и самого пана Романа, неспешно, оберегая коней, тронулись в сторону города. За спиной ехавшего первым шляхтича, его воины спешно щёлкали курками пистолей и ружей, звенели саблями, готовясь к бою…