Впрочем, пленники пребывали сейчас в том состоянии, которое исключало побег… Марек правильно угадал. Как только Татьяна подверглась откровенным домогательствам татей, пан Роман не выдержал, и бросился в драку. Его, разумеется, поддержали пан Анджей и те казаки и ляхи, кто ещё мог держаться на ногах. В результате короткого, но яростного боя, в котором исход был заранее предрешён, трое пленников погибли, а остальных хотя и оставили в живых, избили так сильно, что живого места на них не оставалось. Потом разделили — панов отдельно, холопов отдельно, присовокупили к панам перешедшего из плена в плен атамана Дмитра Оленя, да и запихали по камерам. Свободен остался только мессир Иоганн. Лекарь-швед с самого начала выразил готовность полечить раненных в неведомой стычке разбойников, и у него только отобрали шпагу и пистоль. Уходил он под ледяное молчание бывших соратников… Впрочем, внешне он остался невозмутим… Швед!
Кап… Кап… Кап… — капель с потолка была настолько мерной и настолько постоянной, что сводила с ума пана Романа и очень развлекала и без того безумного пана Анджея. Под очередной скрежет зубов пана Романа, который рисковал остаться с одними пеньками, он сообщил:
— Третий час здесь сидим!
— Откуда такая точность? — впервые разомкнув рот, буркнул из своего угла Дмитро Олень. Его единственный здоровый глаз пылал такой неукротимой, почти безумной жаждой мести, что пан Анджей содрогнулся и вынужден был напомнить сам себе, что нынче… пока по крайней мере… они не враги.
— Я капли считал! — гордо сообщил он. — Каждая капля — секунда.
Дмитр пробормотал себе под нос что-то нелицеприятное про его умственные способности, но пан Анджей предпочёл ничего не услышать.
— Три часа… — тоскливо простонал пан Роман, падая ничком на камни и гулко ударяясь лбом о пол. — Три часа!!! Что они там делают с Татьяной…
— Что делают, что делают! — хмыкнул пан Анджей. — Беседуют! Чу! Кто-то идёт!
Пан Роман, на миг прекратив биться лбом о твёрдый камень, прислушался. Хотя в ушах звенело, а в голове гудело, шаги расслышал и он. Потом шаги стихли, скрипнула дверь, и в камеру вошёл мессир Иоганн. Лекарь был оживлён, о чём-то весело перешучивался с невидимыми снизу конвоирами… Наконец, дверь закрылась, и швед быстро спустился вниз.
— Все есть живы? — в голосе его слышалась неложная тревога. — Мессир Смородинский, вы где есть?
Молчание, холодное, просто даже ледяное молчание было ему ответом на этот вопрос.
— Мессир Роман, но вы-то должны меня понять! — в голосе его впервые проявились эмоции. — Я должен был сохранить свой инструмент. Да и наших перевязать мне дали! Они тут, рядом лежат. Всего-то через стенку! И потом… Вас ведь не покормили?
— Представь себе, покормили! — ядовито возразил пан Анджей. — Плесневелым хлебом, да болотной водицей! Ты-то, небось, ветчину ел! Меды пил!
— Ел. Пил! — не стал отрекаться мессир Иоганн. — И вам принёс!
Тут он раскрыл свою сумку с инструментами и добыл оттуда, как из сказочной сумки-без-дна огромный шмат сала, ароматно пахнущий, свежий каравай хлеба и небольшую бутыль зелёного стекла.
— О! — ожил пан Анджей. — Так ты и впрямь не предатель?! Молодец, мессир Иоганн! Просто молодец… Только что ж ты вино такое кислое взял?!
— А тебе, конечно, мальвазию подавай! — буркнул, нехотя подымаясь с пола, пан Роман.
Поесть им, однако, не дали. Вновь раздались шаги и, прежде чем они успели спрятать еду, дверь раскрылась.
Сначала внутрь вошли восемь одетых в тегиляи разбойников. Каждый был прекрасно вооружён и явно находился наготове. Неудивительно… даже безоружные, пан Роман и пан Анджей немало костей наломали в той драке.
Следом за вооружёнными разбойниками, внутрь вошёл ещё один, словно для контраста — безоружный и бездоспешный. Черноволосый, смуглый как ногай, весь одетый в чёрное, он выглядел странно и необычно.
— Ты — Ворон! — вставая в полный рост, сказал пан Роман.
— Да, я Ворон! — спокойно и даже миролюбиво подтвердил тот. — Я — владыка, царь и Бог здешних земель. Я — вождь тех людей, которых вы убили, мститель за их невинно погубленные души…
— Это у разбойников-то души невинные?! — взвился пан Анджей и тут же захлебнулся кровью из разбитых губ — один из разбойников коротко, без замаха, ударил его рукоятью бердыша в лицо.
— Зря ты так, Барсук! — холодно сказал Ворон. — Я приказа не отдавал. Когда уйдём, отправишься к Ломану, пусть даст тебе десяток плетей за своеволие!
— Воля твоя, Ворон! — благоговейно выдохнул Барсук, выкатывая глаза как у рака — от усердия.
Коротко кивнув, Ворон счёл для себя вопрос закрытым и снова взглянул на пленников.
— Что же мне с вами делать… — протянул он, будто в задумчивости. — Ну, ладно! Хоть вы и убили многих моих людей, убивать вас не стану. Слишком дорого вы мне обошлись! Продам! Татарам — в Крым, или прямо туркам, мне всё одно. Вы-то сами кого предпочитаете? Или, может, у кого-то из вас есть родственники, чтобы выплатить за вас выкуп? Я много не запрошу, добрый что-то… Только ты не дёргайся, сиволапый! От тебя ж за версту казачьим духом несёт, да ещё с берегов вольной Волги-реки! Так что сиди уж… гуляка! К татарам пойдёшь! Нет, лучше всё же к туркам — им всегда на галерах гребцы выносливые нужны. Да опытные! Ты же умеешь грести?
Дмитр ответил так грубо, как только сумел.
— И ты не трепыхайся, лекарь! — коротко глянув на бледного, как полотно, мессира Иоганна, сказал Ворон. — Лекарь, да ещё такой добрый, мне нужен. Так что ты — остаёшься! Радуйся! Скоро ты увидишь, как высоко вознесётся Ворон!
— Среди нас есть женщина… — запнувшись, сказал пан Роман. — Она — знатного рода и замужем за знатным боярином из Москвы! За неё дадут хороший выкуп!
Ворон оскалился, показав жёлтые, редкие, кривые зубы… так, по крайней мере, показалось пану Роману.
— Есть! — согласился он радостно. — Ну, с ней я торопиться не буду. Для начала, сам позабавлюсь, а потом уже и мужу можно отдавать… если возьмёт!
Пан Анджей коротко бросил несколько своих любимых слов, от которых Ворон мгновенно пришёл в ярость. Но прежде чем он успел отдать приказ, каким бы ни было его содержание, с пола в его сторону метнулась тёмная тень…
Пан Роман к концу разговора вновь обессилел и вынужден был усесться, хотя это и было против его чести. Однако, услышав про свою возлюбленную такие слова, он внезапно обрёл эти самые силы и коротким, яростным прыжком прямо с пола достал до Ворона, в конце своего полёта врезавшись ему головой в живот.
Бедняга Ворон, успев только всхлипнуть что-то неразборчивое, оказался похороненным под паном Романом, так что его охранники начали действовать самостоятельно…
То, что никого не убили, великое счастье. Видимо, смерть показалась им слишком лёгкой карой для оскорбителей самого Ворона… Или же, дисциплина в «войске» Ворона и впрямь была столь высока, что без его слова никто не посмел прервать их жизни. Били, правда, со вкусом и пану Роману вскоре небо показалось с овчинку. Досталось и пану Анджею, отчаянно отбивавшемуся и свалившемуся только после крепкого удара обухом по лбу и мессиру Иоганну, который драться не собирался, но всё равно получил полную порцию плюх. Досталось даже Дмитру, который вообще здесь был ни при чём!
Взревев от несправедливости и обиды, Дмитр бросился в драку. Даже когда его скрутили, он пытался вырваться и при этом завывал, как дикий зверь. Бык там, или козёл… Двое расшибли себе кулаки об его дубовый лоб, третий, не успев увернуться, получил затылком в нос. Затылок выдержал. Нос хрустнул…
Дмитр свалился последним, но, уже теряя сознание, он ещё видел, как, ругаясь и подсчитывая синяки и ссадины, уходили наверх тати. Ворона, неверно стоящего на ногах, уводили под белы руки, заботливо уговаривая. Потом отключился и казачий атаман…
7
— И это — твои развалины? — мрачно спросил Кирилл, исподлобья оглядывая «развалины», вырастающие будто из воды саженей на двенадцать-пятнадцать. — Ничего себе — развалины! И как к ним прикажешь подбираться? Там же вода кругом! Болото!