— В тот далекий зимний вечер я раскрыл великую тайну и увидел свет, который пробивался из тени, — столь же нежный, как любовь, и столь же сильный, как удар молнии. Я получил идеальный, магический сплав стекла и металла. Это было совершенно новое вещество, которое само по себе уже не являлось ни стеклом, ни металлом. Я пораженно взирал на плоды трудов своих и не верил глазам своим. И, вознося очередную благодарственную молитву Небесам, я вдруг услышал голос, который возвестил мне: «Flamma unica clavis mundi!»
— Что это значит? — крикнул кто-то из зрителей.
— «Ключ к миру в искре единой!» Первородный огонь, конечная истина, свет творения. Тот самый, который открывается тем, кто добрался до конца своего Пути. — Ньютон выдержал долгую паузу. Он хитро оглядывал зрителей, и видно было, что готовился добавить еще нечто очень важное.
Кэтрин впилась ногтями в руку Роберта так, что тот едва не вскрикнул от боли.
— Молчи! — исступленно шептала она, глядя горящими глазами на Адама. — Молчи! Молчи! Молчи же!
Адам, словно услышав ее призыв, вдруг отступил от стола, на котором продолжал беззвучно вращаться стеклянный барабан, переливающийся разными оттенками.
— Обезумев от счастья, я оставил лабораторию и бросился в часовню, чтобы возблагодарить Бога как подобает. Часовня стояла на том самом месте, где сейчас каждый из вас может наблюдать памятник, воздвигнутый в мою честь. Меня не было минут десять, не больше. Но в эти десять минут случилось непоправимое. Из искры, которую я открыл, возгорелось пламя. Огонь — страшная, смертельная сила. Свеча упала на мои бумаги, и огонь начал стремительно пожирать плоды моих многомесячных трудов.
Вернувшись, я наткнулся на бушевавший пожар. Мне удалось погасить его водой и прорваться к тому, что осталось от моих записей. И я сразу понял, что утратил камень. Утратил, ибо от всего, что было написано мной, сохранилась лишь одна-единственная страница, да и та обгорела по краям. Она содержала, возможно, самые важные сведения, но была одна. Последняя. И камень был утрачен.
Адам сунул руку в карман своего камзола и достал оттуда листок бумаги, сложенный в виде свитка. Он бережно развернул его и приготовился читать вслух. Многие из зрителей, вскочив со своих мест, пожирали листок жадными взорами.
— Flamma unica clavis mundi! — громко начал Адам. — Om…
Он не успел закончить фразу. Раздался ужасный треск, и деревце, около которого он стоял, вспыхнуло — по нему тут же побежали языки пламени. Это был потрясающий спецэффект! Стеклянный барабан завертелся быстрее, из него тоже посыпали искры, которые отлетали поразительно далеко — достигали даже первого ряда зрителей.
Сад взорвался шумом оваций, а деревце тем временем горело все ярче. Откуда ни возьмись задул резкий ветер, в мгновение ока раздувший пламя. А в следующее мгновение дерево и вовсе взорвалось, и снопы искр обрушились на актеров. На Адаме тут же загорелся его роскошный камзол. К нему бросились двое зрителей из первого ряда. Поначалу всем показалось, что они хотят стащить с него горящую одежду, но они… стали рвать у него из рук тот самый заветный листок бумаги.
— Йуну! — дико вскрикнула Кэтрин.
Адам встретил нападавших отработанными боксерскими приемами: одному заехал в живот так, что тот сложился пополам и рухнул на землю; другого достал прямым в челюсть. Тот устоял на ногах, но ослабил хватку. Воспользовавшись этим, Адам сорвал с головы горящий парик и бросился к черной ширме кулис. Его помощники актеры встали между ним и нападавшими. К ним тут же присоединились несколько постоянных членов клуба «Святой Георгий».
Потрясенный, Роберт словно прирос к своему креслу и лишь молча наблюдал за разворачивавшимися перед его глазами драматическими событиями. Он увидел, как сразу несколько человек пытались сбить пламя с камзола Адама голыми руками. Он перевел изумленный взгляд на Кэтрин, но ее рядом с ним уже не было — она ринулась в самую гущу толпы.
На тех двоих, что накинулись на Адама, набросились пять или шесть человек. Они пригвоздили нападавших к земле, накрыв своими телами. Казалось, тем уже было не спастись. Но в следующую минуту случилось новое чудо. Из груды тел в разные стороны брызнули лучи голубого света. Одежда всех, кто ввязался в кучу-малу, мгновенно загорелась. Люди стали разбегаться, вопя от боли. Администрация клуба и те зрители, которые еще не пострадали, пытались помочь им — валили на землю, накрывали невесть откуда взявшимися одеялами. Через минуту дворецкий, который пустил Роберта в клуб, выскочил в сад с огнетушителем в руках и принялся щедро поливать поле сражения белой пеной.