— У тебя осталось что-нибудь материальное от Терри? Хоть что-нибудь?
Роберт тут же достал цепочку, которую Терри сняла со своей шеи в тот день, когда они занимались любовью.
— На ней висел второй ключ, — пояснил он.
Хорас забрал цепочку и вперил в нее долгий, немигающий взгляд. Спина его выпрямилась, он сидел неподвижно и, казалось, даже не дышал. Затем, не меняя позы, попросил Роберта выписать на листке бумаги полученный от Мэта номер телефона и также передать ему. Не выпуская из одной руки цепочку, он накрыл бумажку ладонью другой руки и продолжил медитировать.
— Личные вещи несут на себе крупицы информации о своих хозяевах, — наконец проговорил он. — По счастью, при мне сейчас мастер-ключ с вкраплениями красного золота. Это поможет мне протянуть невидимую нить к цепочке, а от нее — к Терри. Кстати, она не говорила тебе, где живет?
— Вроде бы в Бруклине.
Хорас покачал головой:
— Нет, сейчас она не там.
Наконец еще через пару минут он поморщился, как от зубной боли, и Роберт заметил, что он резко помрачнел.
— Я нащупал ее страх и боль. Звони по этому номеру.
После шести длинных гудков на том конце провода включился автоответчик. Роберт прервал соединение.
— Она находится в том же помещении, где установлен этот телефон, — сказал Хорас. — Она вздрогнула, когда в комнате раздался звонок. Она страшно боится, но ее терзало любопытство. Ей хотелось снять трубку, но она не смогла себя заставить. Позвони снова, скажи, что это ты, попроси ее перезвонить. Скажи, что ты со мной. Она меня знает.
Роберт вновь позвонил.
— Терри, милая, это я. Я с Хорасом. Мы можем тебе помочь, защитить тебя. И мы нуждаемся в тебе. Пожалуйста, сними трубку.
Она не сняла.
— Есть не будем. Уходим отсюда, — кратко бросил Хорас.
Телефон зазвонил, когда они пересекли Седьмую авеню.
— Роберт, не пытайся больше связаться со мной. Это слишком опасно.
— Мы можем тебя защитить, клянусь.
— От них меня никто не в силах защитить. Ты не готов еще.
— Прошу тебя, позволь нам помочь…
— Мне уже здесь помогают.
— Терри, я знаю, что ты беременна.
Она всхлипнула:
— Мне не спастись, Роберт, не спастись.
— Мы спасем тебя. Где встретимся?
— А вы сейчас где?
— На углу Сорок четвертой и Седьмой.
Она молчала, кажется, целую вечность.
— Выставка ключей Моссмана в Политехническом обществе, угол Сорок четвертой и Пятой, через четверть часа.
Политехническое общество, основанное в Нью-Йорке в 1785 году, через два года после изгнания англичан и за два года до принятия американской конституции, было настоящим украшением города.
Роберт и Хорас, запыхавшиеся после пробежки, поднялись на украшенном бронзой лифте на второй этаж и оказались в помещении библиотеки. Читальный зал заливали яркие лучи солнца, проникавшие через огромные витражные окна высотой выше человеческого роста. С высоченного потолка на тяжелых цепях свисали гигантские люстры. Роберт и Хорас сверились с указателями на медных табличках, свернули налево и вскоре оказались в небольшом помещении, правая и левая стены которого представляли собой огромные выставочные стеллажи из пуленепробиваемого стекла.
Терри в комнате не было.
Они переступили порог царства замков и запоров всех возможных конфигураций и систем. Полированное дерево и отшлифованный до зеркального блеска металл ловили солнечные блики. Здесь были замки с секретом и с часовыми механизмами, сложные комбинационные замки, сейфовые затворы, рычаговые замки, замки, работающие на противовесах, современные электронные системы, реагирующие на отпечатки пальцев и снимки сетчатки глаза. Связки амбарных ключей чередовались с инкрустированными драгоценностями запорами эпохи Ренессанса. Все, что придумано человечеством за всю историю в этой области, было выставлено на всеобщее обозрение в коллекции Моссмана.
Хорас подозвал его к левой витрине и ткнул пальцем в какой-то сложный деревянный механизм:
— Это египетский замок. Ему насчитывается более четырех тысяч лет.
В дальнем конце зала высился массивный стальной сейф, весь покрытый сложной сетью заклепок. Роберт приблизился к нему, потянулся рукой к холодному металлу и вдруг отдернул руку. Мир качнулся перед ним, и он погрузился в него с головой, словно в перестоявший на холоде кисель. В сознании его пронеслись сцены катастроф, которые человечество претерпевало на протяжении сотен и сотен лет, и в голове, будто тяжелый колокол, прозвучали слова Роберта Оппенгеймера, руководителя Манхэттенского проекта, которые тот произнес, впервые став свидетелем атомного взрыва: «Я стал смертью, разрушителем миров».