— Чего-то не хватает… О, я знаю! — Вскочив из-за стола, она отыскала на постели свой ведьмовский колпак и маску волшебника и вернулась. — Надевай. Это создаст нужную атмосферу.
Роберт хмыкнул, но одновременно почувствовал легкий холодок в груди.
— Роберт! Надевай, я сказала!
Он нерешительно покосился на свою маску, а потом взял ее. Черт, всего-навсего глупая игра.
— Будет исполнено, госпожа.
Они вновь коснулись кончиками пальцев перевернутого стакана с разных сторон.
— Пожалуй, мы можем начинать… — прошептала Кэтрин и вдруг совсем другим голосом произнесла: — Нам нужен ответ. Можем ли мы задать свой вопрос?
Ничего не произошло.
— Слушай, Кэт, похоже, мой атеизм портит тебе всю малину… — прошептал Роберт.
А в следующий момент стакан дернулся у них под руками и медленно двинулся по доске. Кэтрин шумно задышала, а холодок тем временем подобрался к самому сердцу Роберта. Он изо всех сил старался сохранять присутствие духа и тупо наблюдал за перемещениями стакана с буквы на букву: Д…А…
— Сомкни время и пространство. Покажи нам зиму 1677 года. Мы в деревянном домике близ часовни колледжа Тринити. Это лаборатория ученого. Там пожар. Ты видишь пожар?
Стакан дернулся и поехал по доске вновь. Роберт ума не мог приложить, как Кэтрин удавалось двигать его. Ведь пальцы ее были неподвижны. А если предположить, что под столом передвигался магнит, стакан не мог на него реагировать, ибо в нем не было ни грамма металла… С другой стороны, нельзя же допустить мысль о том, что все происходящее — результат действия неких сил, сущность которых находилась за гранью его понимания?.. И все же Кэтрин задавала свои вопросы, а доска предлагала внятные ответы…
Д…А…
— Лаборатория здесь, мы находимся внутри, я и Адам… Вокруг нас бушует пожар… Покажи нам бумаги, которые горят.
Н…Е…Т…
У Роберта вдруг сильно закружилась голова. Это произошло так внезапно, что он невольно зажмурился.
— Я не вижу бумаг. Мне нужно их увидеть. Скажи, ты их видишь? Пожалуйста, покажи их нам!
Н…Е…
У Роберта было полное ощущение, что он оторвался от земли и куда-то стремительно летит или мир меняется вокруг него. Он испуганно открыл глаза и увидел, что по-прежнему сидит за столом напротив Кэтрин. Та шумно и ровно дышит и напряженно смотрит на перевернутый стакан. Пот выступил у Роберта на лбу, когда тот опять двинулся по доске.
Л…Ь…З…Я…
Он вновь закрыл глаза и вдруг со всей ясностью осознал, что он уже не он, а кто-то другой. И не сейчас, а шесть лет назад. Едва он понял это, как его мгновенно затопила удушающая волна скорби и душевной боли. Он оплакивал брата, которого у него никогда не было. Он оплакивал брата Адама. Он находился в большом колониальном особняке в Буэнос-Айресе и мучительно ждал, когда Мосс вернется домой. И знал при этом, что он уже никогда не придет, никогда… Мосс Хейл-Деверо, погибший четырнадцати лет от роду. Перед мысленным взором его мелькали лица врачей, священников, серые лица родителей, а сердце разрывала детская скорбь и осознание своей вины… Ощущения были мучительны, невыносимы…
— Я Адам, — сказал он вслух и тут же услышал, как зашуршала пишущая машинка Кэтрин, в которую заправляли чистый лист бумаги. Затем скрипнула каретка. Он хотел, но никак не мог открыть глаз. — Господи, что со мной?..
Он вновь куда-то полетел, а затем сверху на него опустилась тяжесть, и он вдруг понял, что лежит на спине, а прямо над ним плыло в воздухе лицо Кэтрин. Он точно знал, что это она, но черт различить не мог. Все было как в тумане. И вокруг все было незнакомо. Это была не ее комната, а комната Адама. И он лежал в постели Адама. И Кэтрин занималась с ним любовью. Точнее, не с ним, а с Адамом…
— Сомкни время и пространство… — услышал он какой-то далекий, нездешний голос Кэтрин. — Что в этих бумагах, которые ты нам не показываешь? Что в них? Ты видишь, как они горят? Что в них? Посмотри сейчас, пока страницы не пожрало пламя. И скажи нам…
Роберт вдруг вновь почувствовал, как у него под пальцами двинулся стакан. И одновременно заработала пишущая машинка. Он наконец смог разомкнуть веки, но не увидел ничего, кроме глаз Кэтрин, в которых застыли желание и… страх. Он не видел, по каким буквам полз стакан, но почему-то знал, по каким именно: F… L…
— Смотри! Смотри! — кричала Кэтрин.
…A…M…M…A…U…N…I…C…A…C…L…A…V…I…S…M…U…N…D…I…
Из глаз его вдруг брызнули искры, и он понял, что внутри его родился луч света и бился наружу. И он вдруг понял, что этот свет всегда в нем был, но таился все эти годы… И показался лишь сейчас… Вызвав у него смешанные чувства… Дикий, панический ужас… и одновременно гордость, счастье… Свет стер все границы между его сущностью, сущностью Адама и сущностью Кэтрин… Он толкнул их навстречу друг другу и намертво связал между собой, растворил друг в друге. Ему показалось вдруг, что свет изливается с кончиков его пальцев и проникает в тела и души Адама и Кэтрин. Ощущения были странные, страшные, непостижимые… И запретные…