Выбрать главу

Бамбуки, говорю, вы стоеросовые! На "бамбуков" они руками иероглифы зачертили в воздухе, мол, не оскорбляй! Но штраф платить все равно "ни бум-бум". Пришлось дать урок русского языка с привлечением водителя. Ну-ка, прошу его, на пять секунд дверь приоткрой. Он открыл, я хватаю иностранный баул и за борт. Мои китайские зайцы заметались грудью и азиатским торсом об тут же закрывшуюся дверь. Бьются и на глазах умнеют. Забумбучили наконец родимые, что мне от них надо. Тем паче в их баул уже бомж вцепился, сдвинуть пытается. Заплатили они штраф и айда бомжа отцеплять. Мы в это время дальше поехали.

А сегодня один соплячок говорит:

- Отсохни, дядя, у меня удостоверение.

- Предъяви! - прошу.

- Сам предъявляй! - гонорится.

Я предъявляю. Он опять волынку тянет:

- Да ладно, не веришь че ли?

- Доверяй, - говорю, - да, может, у тебя устаревшего образца.

- Не надо пылить! - обижается. - У меня железный документ!

И вынимает пистолет.

- Пойдет? - спрашивает.

- Конечно! - отвечаю.

А что тут скажешь: против лома нет приема.

В связи с этим выхожу к автобусному руководству с предложением, чтобы выдали автомат для повышения эффективности контроля и ускорения выполнения штрафплана. Прикиньте, захожу в автобус с "калашником"-ускорителем на шее и вежливо прошу: билеты, удостоверения и проездные. И ко мне сразу от всех зайцев, китайцев и даже братвы с пистолетным проездным уважение. Потому что против лома нет приема, есть один прием - да и тот лом.

АМИНЬ С АБЗАЦЕМ

Полгода, девочки, бегала я работу искала, наконец, забатрачилась в коммерческую фирму. Три директора: Аминь, Абзац, а третий пашет за них.

Аминь верующий. Всех святых знает, с Владыкой перезванивается, на нужды церкви щедро жертвует, а нам, как нищим на паперти, платит.

Абзац выдвиженец братвы. Из десяти слов у него девять по матери, печатное одно и то "абзац". Когда бы Аминь к себе ни вызвал, к бабке не ходи, - для начала проведет душеспасительную беседу. Абзац, не успеешь порог его кабинета переступить, материть начинает, хотя тоже с религиозным уклоном: в Христа, бога и апостолов полощет. Потом как гаркнет: "Абзац!" Значит, свободен, дежурное вливание окончено.

Как-то Аминь заходит в нашу комнатенку.

- Некрещеные, - спрашивает, - есть?

"Все, - думаю, - абзац! Уволит".

Перед этим как раз обсуждали данную тему, черт за язык дернул, проболталась.

- Некрещеным в нашем коллективе не место! - отрубил Аминь.

- Заявление писать? - спрашиваю.

- Грех о ближнем плохо думать! - отчитал Аминь. - А все почему - да потому, что ты нехристь! Надо срочно принять таинство крещения.

Дал денег на таинство и направил в церковь к своему духовнику, отцу Василию.

У отца Василия в тот день целый отряд крестился: от грудничков до старичков. И кумовей со зрителями толпа, как на свадьбе. Отец Василий, протяжный такой верзила, лет тридцати, под левым глазом густо затонированный синяк проглядывает. И смурной батюшка, не подступись. Резко процедуру начал.

- Мужчины, - говорит, - покиньте помещение!

Мужчины завозмущались:

- Мы тоже платили за крещение!

- Успеете, - отец Василий урезонил. - Столько лет без креста жили, еще минут десять потерпите.

Без мужчин прочитал нам молитву, просветил, что после родов женщина нечистая, ей 40 дней церковь посещать нельзя и потребовал в переводе на твердую валюту два с половиной доллара. Вроде как штраф. На эту статью Аминь матпомощь не выделял, пришлось из личных сбережений раскошелиться.

- Кто аборт делал? - вопрошает отец Василий после сбора денег. - Шаг вперед.

Шагнула я дрожащими ногами. Не шагни, думаю, Аминь правду разнюхает, выгонит.

Отец Василий шагнувшим внушение произвел, дескать, аборт делать - это грех. Надо с умом предохраняться от нежелательной беременности. На этот случай имеются протовозачаточные средства. Не церковь, а центр планирования семьи и репродукции. За абортный грех с шагнувших еще в том же размере слупил. Занервничала я, девочки, вдруг начнет дифференцировать, кто больше одного раза с абортом грешил, а я уже неплатежеспособная.

Нет, Бог миловал, отец Василий велел кликнуть мужчин и начал крещение. Сам по-прежнему туча тучей ходит.

Увидел видеокамеру.

- Не гневите Бога! - наложил категорический запрет. - Это вам не Голливуд, а я не Шварценегер.

Однако ничто не вечно под куполом церкви. В процессе крещения начал батюшка оттаивать к светской жизни. Он ведь что, нет-нет да занырнет, как бы по технологии обряда, за кулисы, в ризницу, или как там у них называется. И с каждым заходом щечки розовеют, глаза теплеют, даже синяк здоровьем наливается.

- Где, - спрашивает после одного из нырков, - видеокамера? Зря вы, говорит, - думаете, что я злыдень-терминатор. Тут однажды покрутился с фотоаппаратом один, а потом в газете снимок напечатали: я держу младенца женского полу над купелью и подпись: "Секс в космосе". При чем здесь, спрашивается, космос и тем паче - секс? И вообще, - говорит, - телевидение и газеты смотреть грех. Там бес.

Но снимать на видео разрешил. Даже подсказывать начал - какой ракурс, откуда лучше взять. Прямо режиссер в рясе. Но строго-настрого наказал: его в фас не "брать". Только в профиль с правой стороны. Мое, говорит, увечье ваше кино не украсит.

- А знаете где, - спрашивает, - поврежденье получил?

Оказывается, не сходя с рабочего места. Купель на него упала.

Та купель, надо заметить, отцу Василию по колено. По любому получается - она самоходно-летающая. Порхает по церкви, как у Гоголя в "Вии" гроб. Или отец Василий на полу пребывал во время падения оной? Одним словом, загадка религии. Отец Василий, то и дело посещая закулисное пространство крестильни, начал путать имена и события.

Наставляя нас на стезю праведности, изрек:

- Это прелюбодеяние, если, к примеру, у Петра, при созерцании каждой длинноногой девицы в короткой юбке, желания непотребные возникают в голове и другом месте. Надо, Петр, господином себе быть.