На душе стало ещё тревожнее, сердце сжалось.
Засыпать пришлось одному, отец вернулся поздно, когда Пётр уже погасил свет во всей квартире. Мальчишка сделал вид, что не слышал, как отец открыл дверь в его комнату. А потом отец долго сидел на кухне. Работала вытяжка. Петру хотелось выйти, поговорить с отцом, но гордость удерживала его в постели.
«Хотел бы поговорить — раньше пришел бы…» — решил он.
Ларин-младший так напряжённо смотрел на стенку, отделявшую его от кухни, что даже глаза заболели. И тут внезапно стена стала для него прозрачной. Он увидел отца с сигаретой в руке. Струйка дыма тянулась к вытяжке.
«Снова я вижу сквозь стены, — подумал мальчишка. — Раньше такое уже случалось, но, когда я рассказал об этом маме, она сказала, что так делать нельзя. Это то же самое, что подсматривать в замочную скважину…»
ГЛАВА 3
К скверу можно было дойти и пешком, но жара заставила Петра Ларина свернуть к метро, там, под землёй, было прохладнее. Он вошёл, толкнув стеклянную дверь, и задумчиво двинулся к турникету. Прошёл, забыв вставить карточку. Уже стоя у эскалатора, он вытащил из кармана картонный прямоугольник с закруглёнными краями.
«Как это так, — сам у себя спросил Пётр, — выходит, я обманул метро? Почему же тогда тётка в форменной одежде этого не заметила? И почему не сработали дужки турникета, которые больно бьют по ногам тех, кто пытается проскочить, не вставив карточку в специальное отверстие?»
Вначале ему захотелось вернуться, но в памяти всплыл забытый случай. Они с мамой куда-то очень спешили, почти опаздывали. Мама, вопреки своим убеждениям, держа сына за руку, торопливо зашагала к метро.
С мамой мальчик не боялся ничего, он был уверен: когда она рядом — с ним ничего случиться не может. Как назло, у мамы не оказалось жетонов, а очередь за ними была большая.
«Пошли за мной», — мама крепко сжала ладонь сына, направляясь к турникетам.
Её лицо на какое-то мгновение стало невероятно сосредоточенным, тёмные брови сошлись к переносице, глаза сузились. Пётр хотел возразить и напомнить маме, что турникет может закрыться и ударить, но мама сказала: «Иди со мной и ничего не бойся».
Прямо перед ними турникет щёлкнул, пропуская мужчину в полосатой майке, похожего на корабельного боцмана. Его жетон застрял в прорези автомата. Пётр замешкался.
Мама дёрнула его за руку: «Смелее!»
Они прошли через турникет, сначала мама, потом он, и, странно, дужки даже не шевельнулись, они были как парализованные, словно кто-то невидимый отключил механизм на время.
«Значит, я тоже так могу, — подумал он. Мама говорила, что если очень нужно, то можно. Но мне ведь не было очень нужно, я о билете даже не думал, шёл себе, забыв вставить карточку, а турникет даже не среагировал. Надо рассказать отцу. Пусть объяснит, как это получается».
Пётр, сжимая в руке фенечку, найденную у скамейки, — он теперь всегда носил её с собой — добрался до сквера, прошёл возле той самой скамейки, где сидела загадочная девочка, разговаривавшая с чёрной вороной. Ни девочки, ни вороны, конечно же, не было.
Первое, что увидел Пётр, открыв глаза субботним утром, так это небо, по которому плывут облака, ярко-белые сверху, как взбитые сливки, и тёмно-свин-цовые снизу.
«Сегодня, наверное, жары не будет.
А это значит, что будет ловиться рыба. Да и ехать не так утомительно», — размышлял он.
За завтраком отец спросил:
— Сегодня кондитерская входит в наши планы или сразу поедем к Дроздовым?
Мальчику хотелось побыть с отцом вдвоём. Кондитерская была хорошим предлогом для этого.
— Сходим в кондитерскую, — сказал он, улыбаясь.
Когда на столике уже стояли вазочки с десертом, чашки с горячим чаем и тарелки с кусками торта, мальчик почувствовал себя наверху блаженства. Давно они не сидели вот так вдвоём, и отец никуда не спешил.
Из кондитерской они вышли с большой коробкой, которую погрузили в багажник автомобиля, и отправились в путь. Отец тревожно поглядывал на небо, которое становилось всё темнее и темнее. Тучи опускались к земле, вершины деревьев раскачивались всё сильнее.