— Боюсь, те не знали, что пропадут, а Ларин пошёл намеренно. Но Захар сказал, что всё будет хорошо, и мы должны молчать. Никому ни слова.
— А если его преподы хватятся?
— Я предупрежу Егора Вячеславовича.
Утром, когда ученики школы собрались в столовой к завтраку, появилась Людмила Афанасьевна вместе с Изольдой Германовной и Элеонорой Аркадьевной. В последнее время они не расставались. За ними следом вошёл в столовую и Спартак Кимович. Директриса посмотрела на то место, где обычно сидел Ларин. Дети этот взгляд Людмилы Афанасьевны заметили.
— Занятия и распорядок дня будут такими же, как и всегда. Пётр Ларин покинул нашу школу, его забрала бабушка.
— Как? Он даже не простился с нами? — послышались возбуждённые голоса.
— Если не простился, значит, были на то причины. Значит, не захотел.
«Вот врёт, даже глазом не моргнёт!» — подумала Туманова.
— Приятного всем аппетита, — директриса покинула столовую.
— Как Петра могла забрать бабушка, ведь она у него старенькая, больная? Что-то здесь нечисто, — говорили ребята.
— Тихо! — прикрикнул на детей Спартак Кимович и звонко хлопнул в ладоши.
Когда преподаватель физкультуры поспешил за директрисой, Соня вскочила со своего места:
— Слушайте все меня! Делайте вид, что ничего не произошло, не надо шуметь!
— А где он, Софья? — спросил Семернёв.
— Всему своё время.
— Так значит, не бабушка? — предположил кто-то.
Соня скрестила руки и подняла их над головой. Дети замолчали и продолжили завтрак.
— Они не поверили, — сказала Изольда в правое ухо директрисе. — Слышишь, Брензельда?
— А мне всё равно, поверили или нет. И всё-таки вы погорячились.
— Нам ничего не оставалось, ведь он мог натворить такого…
— Если бояться глупостей, которые наговорит мальчишка, это означает, что вы показали свою слабость.
— Но ты же сама говорила, что он…
Директриса отмахнулась от Изольды Германовны. Элеонора Аркадьевна ступала с торжествующей улыбкой на лице, в глупом напудренном парике. За ними бежал преподаватель физкультуры.
Весь день прошёл в тревожном ожидании и разговорах о судьбе Ларина.
— Ты что-то знаешь, Туманова?
— Нет, мне ничего неизвестно, — Софья отказывалась отвечать на вопрос.
Вечером дети сидели в большой комнате и смотрели телевизор. Кто-то шуршал фольгой чипсов, кто-то разворачивал шоколадные конфеты. Вдруг экран телевизора на секунду погас и замелькал электронный снег. Семернёв подошёл и попытался настроить телевизор.
Но это ему не удалось. Когда на мгновение возникало изображение, пропадал звук, а когда возникал звук, пропадало изображение.
— Наверное, гроза, — выдвинул версию Тарас Ващенко. — Пора расходиться, «кина» не будет.
Когда дети вышли в коридор, то увидели странное свечение. По коридору медленно двигались Илья Данилович, в пальто, в шляпе, и Земфира. Они смотрели друг на друга и о чём-то разговаривали. Слов было не разобрать. Дети прижались к стене.
— Давненько их не было, — сказал Лёвка и хихикнул. — Вот они, смотри, Инга, — это наш бывший директор Преображенский.
Бывший директор школы и Земфира прошли рядом с ребятами, бесшумно ступая по плитам пола. Туманова хотела удержать Земфиру, она протянула руку, пытаясь прикоснуться к худенькому плечу цыганки, но её рука прошла сквозь девочку, как сквозь голубоватый дым.
— Земфира, постой! — окликнула Туманова. Земфира оглянулась, но тут же заспешила вслед за Ильёй Даниловичем.
— А ведь раньше она даже не оглядывалась.
Они проводили взглядом торопливо удаляющихся призраков.
— Ничего страшного, — прозвучал надменный голос Инги Акуловой. — Я думала, он настоящий волшебник, ваш предыдущий директор, а он так себе.
Злата поддержала подругу и хихикнула.
В коридоре стояли почти все ученики школы, те, кто остался, кого ещё не забрали родители, — тридцать четыре человека. Тридцать два из них любили своего директора и никогда не унывающую, весёлую, озорную Земфиру Парамонову. Все осуждающе посмотрели на новеньких, даже Лёва Морозов и тот отступил от Инги Акуловой.
— Можно подумать, что мы вас боимся! — прошипела Злата.
— А вас никто пугать и не собирается.
Дмитрия Мамонтова так сильно задело неуважение к Илье Даниловичу, что он сверкнул глазами, и в это время журнал Златы Грубер вспыхнул как факел.
— Ой! — закричала девочка, отбрасывая от себя пылающий журнал.
Все захохотали. Шубин показал Мамонтову кулак, а затем указательным пальцем повертел у виска.
— А что, я разве сделал что-то плохое?