— Зря ты так! — крикнул Фёдор. — Он нарочно ждал, пока ты кинешь. Теперь не отдаст. Проси не проси.
Странно, но никто из прохожих ничему не удивлялся, словно такое тут случалось на каждом шагу.
— Бублики, горячие бублики. С пылу, с жару, — раздалось за спиной у Петра.
Мальчишка с лотком вновь вернулся на площадь. Бублики так вкусно пахли, что Ларин облизнул губы. В кармане джинсов звенело немного мелочи.
— Сколько стоит один бублик? — спросил Пётр.
Разносчик сдобы промолчал, словно не услышал, словно не к нему обращались. Ларин положил на лоток две пятирублёвые монетки и взял горячий, похрустывающий в пальцах бублик. Мальчишка-разносчик тут же выпучил глаза от удивления и перекрестился.
— Ты чего? — Ларин поднёс бублик ко рту и откусил кусочек.
Разносчик бросился бежать, выкрикивая на ходу:
— Бублик… бублик улетел.
Строгий господин в плаще не по погоде и в чёрном лоснящемся цилиндре прижался к стене, пропуская Ларина, он как заворожённый, не отрываясь, смотрел на бублик. Белые лайковые перчатки выпали из его ладони прямо в лужу. Пётр нагнулся, поднял их и протянул господину:
— Возьмите.
С перчаток капала вода — прямо на сапоги замершему в оцепенении жителю странного города.
— Ладно, — пожал плечами Пётр и положил мокрые перчатки на карниз дома.
Господин, стоявший у стены, боязливо протянул руку к перчаткам, отдёрнул пальцы, словно обжёгся, и стремительно побежал прочь. Его плащ развевался, лоснящийся цилиндр покатился по брусчатке и тут же угодил под колёса экипажа. Ларин почувствовал себя неуютно.
«И чего они все меня боятся? Неужели я такой страшный», — подумал он.
Но нет. Осмотрев своё отражение в стекле витрины лавки, Пётр не заметил ничего особенного — такой, как всегда.
Улица вывела его на набережную большой реки. Каменный сфинкс лежал на гранитном постаменте у самой воды.
«Да это же Питер! — догадался мальчик. — Вон и шпиль Петропавловки. Только очень уж странный этот Питер, какой-то ненастоящий».
На набережной, на дощатом помосте, украшенном гирляндами из цветов, играл духовой оркестр. Медь труб сверкала. Тут же стояли столики, укрытые белоснежными скатертями. За ними расположились нарядные дамы и господа. Сновали официанты.
«Прямо как на картинке, — восхитился Пётр, — и играют музыканты здорово».
Музыка манила. Пётр подошёл к перилам и стал рассматривать публику. Ближе всех к нему сидел дородный господин с бородкой клинышком, в левом глазу у него поблёскивал монокль. Мужчина держал в руках газету. В пухлых губах дымилась сигара. И тут на помосте появились две дамы, очень уж необычные — даже для этого города. На обеих черные зеркальные очки, с длинными бумажными носами. Один нос был выкрашен в ярко-красный цвет, другой в черный.
— Как клюв у аиста, — прошептал Ларин.
Дам никто не замечал, они шли, лавируя между столиками, хихикали, то и дело толкались. Остановились возле ничего не подозревавшего официанта, когда тот только собрался подлить сливки в кофе напудренной даме. Черноносая дама толкнула официанта под локоть, и сливки, вместо того чтобы попасть в чашку, пролились на шёлковое платье. Дама ойкнула. Официант принялся извиняться. Появился хозяин заведения — строгий, с каменным лицом — и тут же прогнал «неловкого» официанта.
Черноносая с красноносой ударили друг друга в ладони и захихикали пуще прежнего.
— Кого бы ещё сделать? — красноносая обвела взглядом террасу.
— Вон он! — хихикнула черноносая и показала пальцем на господина, занятого чтением газеты.
Вредные дамы обошли его столик с двух сторон и уселись на свободные стулья. Рядом с пепельницей лежал большой коробок спичек. «Шведские спички» — гордо значилось на этикетке. Одна из вредин приложила палец к губам, вторая завладела спичками, чиркнула прямо о пепельницу. Спичка вспыхнула ярко, как лампочка. Нижний край газеты заполыхал. Мужчина подбросил газету и в ужасе завизжал. Горящая газета упала на скатерть. Дым, шум, гам… музыка смолкла.
Вредные дамы отошли к перилам и любовались результатом своих проделок.
— Жаль, что он усы не обжёг, — проговорила красноносая.
— Надо было скатерть поджечь. Вот попрыгал бы! — черноносая протяжно вздохнула. — Давай ещё что-нибудь весёленькое устроим. Скучно мне, а возвращаться не хочется.