Хулигана перестало трясти. Он опустился на колени к корчащемуся на асфальте приятелю. Держась друг за друга, пошатываясь и прихрамывая, нарушители спокойствия удалялись.
Но Пётр Ларин этого всего не видел.
Странная девочка подошла к нему, положила ладонь на лоб.
— Я пошла, Ларин Пётр.
От ладони Софьи Тумановой исходило невероятное тепло.
Девочка принялась торопливо запихивать разбросанные вещи, вытряхнутые хулиганом из рюкзачка. Маленькая записная книжка, связка ключей с блестящим брелоком, авторучка, зеркальце, маникюрные ножницы, в несколько раз сложенная газета, странный пластмассовый кружочек размером с крупную монету с удивительной сердцевинкой: с одной стороны ярко-красный, с другой — тёмносиний. Она взяла его, подержала несколько секунд в ладони, бросила в рюкзак. Оглянулась на нового знакомого, сидевшего под деревом с закрытыми глазами, и быстро зашагала к метро.
Ларин открыл глаза и зажмурился. Солнце, выскользнувшее на мгновение из-за туч, било прямо в лицо. И ему пришлось прикрыть глаза ладонью.
«Это её фенечка, — догадался мальчик, — наверное, выпала из рюкзака».
Он наклонился, поднял и увидел у чугунной ножки скамейки прямоугольный конверт с тёмно-синей маркой. Поднял и его. Конверт был не запечатан, уголки истрепались, видно, долго его носили в сумке. Письма в нём не было. Пётр поправил очки, рассматривая надписи. Получателем значилась Туманова С. Далее следовал адрес: Ленинградская область, Приозерский район, почтовое отделение 54, школа № 7.
«Вот она, школа, в которой учат инопланетян! И не на Луне она находится, а в Ленинградской области — под Питером» — это было открытием для Петра.
Ларин бережно спрятал фенечку и истрепанный конверт в карман.
Трёхкомнатная квартира на третьем этаже двенадцатиэтажного дома встретила Петра гнетущей тишиной. Ларин посмотрел на телефон.
«Знать бы её номер, — подумал он. — Нажал бы клавиши и поговорил. Хоть бы узнать, всё ли у неё в порядке».
— Соня! Соня! — позвал он, отрывая ладони от лица.
Рядом никого не было, ни трёх хулиганов, ни девочки. Лоб был горячим, как утюг. Придерживаясь за шершавый ствол липы, Пётр поднялся.
— Очки, — произнёс он, подслеповато оглядываясь по сторонам.
Наконец очки отыскались. Они лежали под скамейкой. На удивление, они не разбились, не сломались, никто не растоптал их. Теперь мир приобрёл отчётливые очертания: скамейка, липа, цветы на клумбе.
«Может, они утащили её с собой, гады? Надо что-то делать! — от этой мысли холодок побежал по спине, на лбу выступили капли пота. — Нет, я же слышал в конце её голос, кажется, она прощалась со мной. Куда же делись хулиганы?»
Пётр сжал виски ладонями и попытался восстановить картину произошедшего. Последнее, что вспоминалось, так это странный, немигающий взгляд Сони Тумановой и испуг, застывший на лице дрожащего Коляна. Под ногами валялась яркая фенечка с одним круглым, как фасолина, камешком янтаря.
Он позвонил в справку — так, как это делал отец, и старательно, сымитировав свой голос под взрослого, пробасил в трубку:
— Будьте любезны, подскажите телефон или адрес Тумановой Софьи.
Доброжелательный женский голос на другом конце провода вежливо переспросил фамилию, попросил немного подождать, а затем с досадой в голосе сообщил, что людей, носящих фамилию Тумановы, около двух с половиной тысяч в Москве.
— Адрес скажите.
Адреса Пётр Ларин не знал.
— А вы мне без адреса скажите несколько телефонов.
— У нас слишком много Тумановых, молодой человек.
Мальчик положил трубку и подумал, что искать Софью Туманову по телефону бесполезно. Оставался лишь мятый конверт с адресом школы, в которой наверняка училась его новая знакомая.
«И что же делать? — подумал он, глядя на бесполезный телефонный аппарат. — По этому адресу можно написать письмо, но получит она его не раньше первого сентября. Значит, через две недели. Такие встречи случайными не бывают. И вообще, в жизни ничего случайного нет, так говорила мама. Во всём, что происходит, есть скрытый смысл, но не каждому дано разгадать его, постичь тайну».
— Вот и мне не дано, — вслух сказал Пётр. — Ничего, времени ещё хватает, надо подумать.
Мальчик вошёл в свою комнату и остановился перед фотографией мамы. Грустные карие глаза, добрая улыбка, тёмные волнистые волосы, ^гакие же, как у него.
«Ведь ты жива, я это знаю, я в этом уверен. Ну ведь правда, ты жива? Скажи! Кто тебе запретил видеть меня? Я не верю, что больше тебе не нужен, не верю, не верю! Слышишь?» — мысленно обращался он к маме. Мальчику почудилось, что он услышал у себя за спиной очень тихие шаги. Так могла ходить только мама. Она всегда входила к нему в комнату бесшумно, словно влетала на невидимых крыльях.