До ужина оставалось ещё часа два. Никаких мероприятий у них в отряде на это время не было запланировано, и Петя направился в сторону лачуги Михалыча.
Когда он уже заворачивал за главный корпус, он вдруг подумал, что надо бы подыскать какой-нибудь повод для нанесения визита, — если явиться к кочегару просто так, тот ещё, чего доброго, заподозрит неладное.
С такими мыслями Петя нарезал круги вокруг да около ржавой трубы — ничего путного ему в голову не приходило. Может, придумать, будто его снова отправили «на губу»? Нет, это плохая идея — а вдруг к Михалычу зайдёт кто-то из начальства, скажем сам завхоз? Может, просто заглянуть к нему и рассказать о том, что его сегодня искали?
Петя как раз завернул за угол и теперь мог видеть дверь лачуги. Кухарка, которая сегодня чуть было не лишилась памяти, шла по тропинке, ведущей к ней. В руках у неё был странный металлический ящик.
— Эй, Михалыч, тебе тут посылка, — крикнула она, дойдя до двери и стукнув пару раз по ней ладонью.
— Млллл, — послышалось оттуда что-то невразумительное.
— Открывай давай, алкаш хренов! Посылка тебе пришла.
— К-какая посылка? — Михалыч уже стоял на пороге своего жилища. Вид у него был, прямо скажем, неважнецкий.
— Да вот мальчик приезжал на велосипеде, такой, без руки. Передать просил.
И она показала ему металлический ящик. Судя по всему, он был не очень тяжёлым — женщина могла поднять его одной рукой.
— Без руки? — переспросил Михалыч. — БЕЗ РУКИ! Да я тебе сейчас башку оторву за такие посылки, баба дурная!
Он бросился на бедную кухарку и замахнулся, чтоб ударить её своей ручищей, но вдруг остепенился и успокоился. Женщина успела лишь испуганно взвизгнуть.
— Я тебе говорил, чтоб ты мне всякую дрянь сюда не носила, да? — грозным тоном стал отчитывать её Михалыч. — Говорил или нет?
— Да я не…
— Посылка, тоже мне… Говорил или нет, я тебя спрашиваю?
— Но это ведь… Сказали, что варенье от сестры, и свитер тоже… — оправдывалась кухарка.
— Убирайся отсюдова, и чтоб духу твоего здесь больше не было. Ясно!?
Повторять эти слова ему не пришлось. Женщина в страхе засеменила по тропинке обратно. А Михалыч потянулся, почесал толстый живот и горделиво огляделся вокруг, что-то мыча себе под нос.
И тут он заметил Ларина. Расстояние между углом корпуса и лачугой было небольшим — метров где-то тридцать, — а наблюдая за этой сценой, Петя не принял мер предосторожности, чтобы его не заметили.
Прятаться было поздно. Но Михалыч, похоже, был рад увидеть Ларина. Он скривил свой рот в страшной улыбке и махнул рукой, подзывая его к себе:
— А, это ты! Ну пойди сюда, поговори с дедушкой.
Ларину пришлось повиноваться. Они снова сидели в грязной комнатке Михалыча.
То, что сегодня приходил этот незнакомец в перчатках, кочегара не удивило.
— А, вот оно что! А то я и думал — чего это с дверью случилось? Весь день сегодня чинил. Да, кстати, забыл!
Невероятно проворно он вскочил на ноги, подлетел к двери и крепко-накрепко её запер. Было видно, что Михалыч ждал новых гостей.
— Ничего, не достанут они меня здесь, — сказал он. — Это как крепость.
И действительно, Ларин заметил, что на единственном в лачуге маленьком окошке появились массивные железные решётки. «И к чему они?» — подумал Петя. Ведь через эту дырку даже собака большая не пролезет.
Но как раз в этот момент что-то со страшной силой ударило в окно. Стекло задрожало и чуть было не разбилось. Но решётки выстояли.
Ларин, который уже было спрятался на пол, вскочил на ноги и подбежал к окну. На траве под ним он успел заметить маленький серый комочек. Ещё миг — и он исчез.
— Да ты не боись, пацан, не достанут они, — Михалыч весело улыбнулся и протянул руку к почти пустой литровой банке с какой-то гадостью. Заклинания крепости я ещё помню, однако.
Ларин давно понял, что кочегар — человек непростой (а может быть, и вовсе не человек?), и поэтому он уже не удивлялся ничему.
— Вот, дорогой, ну ты садись, не стой. У меня к тебе дело.
— Слушайте, а что это… Ну там, на траве было? — Ларин всё-таки отважился задать этот вопрос.
— На траве? А, та дрянь, которую они мне в окно бросали. Ну, это… как бы сказать…
Михалыч наклонился, придвинувшись к парню поближе, и перешёл на полушёпот. От перегара, которым от него несло, Пете чуть было не стало дурно. Но он решил крепиться. Надо ведь было всё узнать.
— Понимаешь, — продолжал Михалыч, — так просто они меня не могут грохнуть. Порядок такой. Сначала они должны мне вес-точку прислать, как положено. То есть символ мой, но мёртвый. А у меня ёж был в гербе, ясно, да?