На Ленину кровать она поставила тарелку, прямо на одеяло, которым был укрыт мальчик.
- И когда только тот дом достроят, - сонным голосом проговорила Лариска.
Мать рассказывала им, детям, что в горсовете им обещали квартиру. Сказали, что дадут в новых домах, которые строятся на окраине города. Это почти за тем домом, где жили они когда-то вдвоем с мамой. Но пока еще те дома не готовы и надо ждать окончания строительства.
- Уже скоро, доченька, - шепотом говорила мать. - Я ходила смотреть, уже и печи поставили, и крышу накрыли.
- Скорей бы, - вздохнула Лариса, плотнее закутываясь в одеяло. Ей очень хотелось спать. Глаза сами собою закрывались. Но лечь было негде, - на том месте, где она лежала раньше, стояла миска, в которую равномерно, через каждую минуту, падала большая капля. Она падала свысока, ударяясь звонко, далеко разбрасывая брызги.
5
Осень набирала силу - срывала листья с деревьев, сыпала и сыпала дождем. В сарайчике было сыро и холодно. Леня заболел, по всему его тельцу пошли чирьи, он плакал, покормить его и переодеть мать ходила к тете Соне, но к соседке недавно приехала из деревни сестра и теперь у них самих было тесно.
Как-то вечером они зашли к тете Зине и дяде Коле. Там, как всегда, было чисто, красиво и тихо. Тетка засуетилась, собираясь накрыть на стол, но мать поблагодарила и отказалась. Глядя на нее, отказалась и Лариска, только Сережка за обе щеки уписывал булку с маслом, запивая ее киселем.
- Довел тебя твой муженек, - ворчала тетя Зина, с укором поглядывая на мать, державшую на руках сонного Леника. - Надо было тебе такое замужество. Жила бы себе вдвоем с Лариской...
- Что теперь говорить, - отвечала мать, - что сделано, то сделано.
Они посидели еще немного, потом стали собираться домой.
- Вставай, сынок, - будила мать Сережку, уснувшего на диване. Сережка открыл глаза, сморщился.
- Не хочу, - захныкал он.
- Вставай, вставай, пора домой, мы и так тут целый вечер надоедаем.
- Что ты, Марусенька, - явно из вежливости возразила тетя Зина. Ничего вы нам не надоедаете, побудьте еще, посидите.
Но мать силком поднимала Сережку.
- Не хочу, - ныл тот, - дома холодно, а тут тепло.
Тогда мать положила на диван завернутого в одеяло Леника и стала одевать Сережку.
Тетя Зина тем временем отперла шкаф. Лариса всегда удивлялась, зачем тетка все в своей квартире запирает. И шкаф, и буфет, и все ящики у нее постоянно на замке. Если требуется что-то достать, она берет связку ключей, находит нужный, отпирает, берет что надо и снова запирает. Интересно, от кого она запирает? У них дома, например, никто ничего не замыкал.
Тетя Зина порылась в шкафу, вытащила старое линялое платье, старую рубашку дяди Коли с оторванным воротником, какие-то еще обноски. Завернула все это в белую тряпку.
- Возьми, Марусенька, - протянула сверток матери, - может, перешьешь что детям.
Лариса увидела, как мать покраснела.
- Спасибо, Зиночка, - сказала она. - Может, вам самим еще пригодится.
- Где там пригодится, - махнула рукой тетя Зина. - У меня же некому перешивать.
Она смотрела на Леника, которого мать держала на руках завернутым в одеяло.
- Так вот на свете не по-людски устроено, - с обидой на кого-то говорила она. - Кому дети не нужны, у того их много, а кто бы мог их растить, тому бог не дает... Бери, бери, - почти силой втолкнула она в руки матери сверток.
На улице было темно и холодно. Лариска вся съежилась в своем легоньком пальтишке, взяла за руку Сережку. Рука у брата была мягкая, теплая, он еще как следует не проснулся.
- Не могла сказать, чтобы мы у них пока пожили, - оглянулись на теткины окна Лариса.
- Видишь ли, доченька, - ответила мать. - Кому охота такую ораву в дом пускать.
- Тетя Соня так пускала, хоть у них всего одна комнатка, а у этих целая квартира... И еще тряпок надавала... Не буду я ее платье носить, - сказала Лариска. - И вообще больше к ним не пойду.
6
После того как еще одну ночь Лариска с матерью не спали, подставляя под струи воды то горшки, то миски, мать отважилась. Одела детей, взяла на руки завернутого в одеяло Леника.
- Пойдем, детки, туда, где обещали нам квартиру, - сказала она, - пусть себе и недостроенный дом, но хоть на голову не будет литься.
И они пошли. Лариска с Сережей впереди, мама с Леником на руках - за ними.
На самой окраине города, там, где когда-то был луг, по которому бегали они с Олей, строили дома. Новенькие, двухэтажные, все один к одному, они высились красивым городком возле дряхлых деревянных домишек, которые жались друг к дружке неподалеку от строительства.
Некоторые из новых домов были почти готовы, другие построены наполовину. Из одной трубы тонкой струйкой поднимался в небо белый дымок. К этому дому они и пошли.
В квартире около печи-голландки сидели двое рабочих. Один - с пушистыми рыжеватыми усами, второй - молодой, безусый, в шапке-ушанке, сдвинутой на самый затылок. Они курили и подбрасывали в печку обрезки досок, сваленные тут же на полу.
- Добрый день, - поздоровалась мать с рабочими.
- Здравствуйте, - ответили те.
- Мне... мне обещали здесь квартиру, - несмело сказала мать. - Так вот... пришли посмотреть...
- Смотрите, смотрите, - приветливо сказал усатый и улыбнулся, подмигивая Сережке, который уставился на его усы.
Мать робко прошлась по квартире.
Это была хорошая квартира из двух комнат. Первая, в которой топилась печка, и вторая за ней, поменьше. Из одной комнаты в другую вела дверь, но самой двери пока не было, был только проем для нее.
- Савка, Иван! - позвал откуда-то женский голос.
- Чего тебе? - откликнулся молодой, в шапке-ушанке.
- Идите сюда, хватит у печки греться. Работкой погрейтесь! - звала женщина.
- А я вот сейчас возле тебя погреюсь, - крутанул свой рыжий ус тот, что недавно улыбался Сережке.
Рабочие ушли.
Мать оглянулась. В углу квартиры, на белом, еще некрашеном полу, лежали толстые доски.
- Лариска, - позвала мать. - Идите, детки, сюда, - направилась она к доскам. - Держи, доченька, Леню, - подала она Ларисе ребенка. - Если станет плакать, вот тут, в пеленочке, бутылка с молоком, - она вынула из пеленки и показала Ларисе бутылку с желтой соской на горлышке. - А ты, Сережка, сиди тихонечко, - приказала мать. - Я сейчас принесу постель и что-нибудь поесть... Видишь, как здесь хорошо... Печка топится...