Выбрать главу

— Ничего, доченька, — успокаивала мама. — Мы его снова в землю посадим. Он оживет. Верхушечка целая.

Вдвоем они собрали землю в вазончик, снова посадили туда веточку. Только цветочек нельзя было прикрепить назад. Словно горячий уголек, лежал он рядом, оторванный от ветки навсегда.

— Вазончик снова зацветет… Будут новые цветочки, — уговаривала мама.

Но Лариска никак не могла успокоиться, так жаль было цветочка. Именно этого, первого, единственного. И она все плакала, плакала.

Когда мама наконец успокоила ее и снова уложила в постель, отец спал, скорчившись у стены на полу.

Часть вторая

СВЕТ И ТЕНИ

1

Пристроившись в кухне у стола, Лариса читала книгу, взятую сегодня в библиотеке. Янка Мавр «ТВТ».

— Доченька, ты бы пошла на Сережку глянула, что он там. Да и картошки надо начистить, — говорила мать, качая на руках маленького мальчика.

— Сейчас, мама, сейчас, — отвечала Лариса, а сама никак не могла оторваться от книжки.

Тогда мать взялась за полотенце.

— Ты послушаешь, наконец, или нет! — замахнулась она.

Лариса встала из-за стола, побежала в угол, где в корзинке стояла картошка. Она чистила картошку, а сама все думала, что бы ей сделать такое же, как те девочки и мальчишки из книжки. Но мать снова окликнула ее.

— Выбеги, доченька, глянь, где там Сережка, — попросила она.

— Так я же картошку чищу, — словно не понимая, чего от нее в конце концов хотят, отозвалась девочка.

— Брось, доченька, на минутку, выйди, посмотри.

«Вот уж этот Сережка, — думает Лариса. Вечно смотри за ним!»

У нее уже было два братика. Сережка и маленький Леник. Ну, Сережка, тот порядочный парень, говорит почти все, а маленький только недавно появился, Лариса к нему еще не привыкла, по имени даже не может назвать. Когда он плачет, а Лариса не умеет его успокоить, она зовет мать: «Иди скорее! Мальчик плачет!»

Правда, то же самое когда-то было и с Сережкой, но теперь Сережка это уже Сережка, его Лариса очень любит, только порою Ларисе так хочется куда-то побежать, поиграть, а Сережка — как кандалы. Вечно надо его нянчить, смотреть, чтоб не убежал, не залез куда, не натворил чего. И тяжелый он, как мешок, на руках не очень-то потаскаешь.

— Сережка! — крикнула Лариса, выбегая во двор.

Ответа не было.

Она окинула взглядом подворье, но мальчика нигде не было видно. Тогда Лариса завернула за угол дома — туда, где были ворота, ведущие на улицу. Сережка стоял у самых ворот и силился открыть калитку. Видно, ему уже стало тесно во дворе, захотелось узнать, что там, за воротами. А там, конечно, было интересней, чем во дворе. По улице проезжали телеги, проносились машины, шли и шли люди.

— Ах ты, негодяй! — закричала Лариса. — Так вот ты где!

— Ты знаешь, где он был? — говорила она матери, сажая Сережку возле нее на пол. — На улицу собирался выйти! Еле поймала!

— Да ну! — всполошилась мать. — Вот горе мое! Пускай его после этого одного во двор, еще выскочит на улицу да под машину…

— Еще бы, — ответила Лариса, возвращаясь к корзинке с картошкой. — За ним теперь глаз да глаз, — по-взрослому рассудительно заметила она.

В тот момент она и не думала, что теперь именно у нее прибавится работы, снова была с героями книги, которые так ей понравились.

Назавтра, когда была прочитана последняя страница, Лариса решила, что надо попытаться организовать и в своем дворе ТВТ — товарищество воинствующих техников.

Улучив свободную от бесконечных материнских поручений минуту, Лариса побежала к Семе.

— Давай создадим ТВТ! — с порога крикнула она.

Но Сема даже головы не повернул. Глаза его были прикованы к стоявшей перед ним тарелке с кашей. Рядом с Семой сидела его мать — тетя Рива. На лице ее было страдание, такое же страдание отражалось и на Семкином лице.

— Давай у нас организуем ТВТ, — уже менее энергично повторила Лариса.

— Ой, ТВТ, ТВТ, — с досадой передразнила ее тетя Рива. — Что там у вас еще за ТВТ такое, мало у меня еще горя!.. Ну, сыночек, долго ты будешь пить мою кровь? — повернулась она к Семе, в отчаяньи сцепив короткие пальцы.

Лариса сразу догадалась, что тут происходит. Сему снова кормили. Лариса никак не могла понять ни Семиной матери, ни самого Семы. Она просто в толк взять не могла, для чего тетя Рива заставляет Семку есть, если тот не хочет, и не могла понять Семку: почему он упорно не хочет есть такую вкусную еду. Лариску никогда не заставляли есть, наоборот, когда мама посылала ее за молоком для братишек, Ларисе всегда хотелось отпить хоть немножко, но она твердо знала, что делать этого нельзя, потому что молоко нужно малышам. А тут — заставляют человека есть такое вкусное, а он морщится и чуть не плачет.

— Я уже наелся, больше не хочу-у, — с мукой в голосе ныл Семка.

А тетя Рива смотрела на него полными страдания глазами.

— Ну, сыночка, ну, миленький, ну еще хоть ложечку, — умоляла она, мешая ложкой в тарелке. — Лариска, — повернулась она к девочке, — ну хоть ты скажи Семе, чтоб он ел. Скажи ему, что ты с ним играть не будешь, пока он не съест всю кашу.

Лариса сказала:

— Ешь, глупый, это же вкусно…

— Еще как вкусно, — подхватила тетя Рива. — Слышишь, Семка? Правильно говорит Лариска, что ты глупый, ешь, тебе говорят!

Семка взял ложку, вяло потыкал ею кашу в тарелке, вяло зачерпнул и словно отраву понес ко рту.

— Ой, горе мое! — причитала тетя Рива. — Накормить его — здоровье отдашь…

Лариска стояла у стола и терпеливо дожидалась, пока Семка съест кашу, чтобы начать наконец разговор о деле. Но Семка не спешил.

Тетя Рива, подперев пухлой рукою мягкую щеку, посматривала то на Семку, то на Лариску.

— Ну, а что ваш папа? Пьяный приходит? — спросила она у Лариски.

— Угу, — ответила Лариска и вздохнула.

— А что он пьяный дома делает?

— Ругается, дерется, — опустила глаза девочка.

— Вот холера, — возмутилась женщина. — А что мама?

— Мама? — Лариса переступила с ноги на ногу. — Мама ругает его и плачет.

— Бедная женщина, бедная женщина, — сочувственно вздыхала соседка.

Семка, заметив, что мать заговорилась с Лариской, набрал полную ложку каши и бросил ее под стол, где, повиливая хвостом, давно уже дожидался того Рексик. Но тетю Риву так просто не проведешь. Она тут же подскочила к Семке, выхватила у него ложку.

— Это так ты ешь, горе мое, шалопут несчастный! — заголосила она. — Кровь ты мою пьешь, а не ешь… Горя ты не знаешь, как другие дети! Научился бы тогда есть, черепок ты сломанный! — И тетя Рива от души хлопнула Семку ложкой по щеке, оставив на ней крупинки манной каши. — Марш от стола, гусак в ермолке!

Обрадованный Семка соскочил с табуретки, побежал в другую комнату.

ТВТ у себя во дворе они так и не организовали. Семка сказал, что мама не позволит ему что-нибудь чинить, а если выпадал из игры Семка, то и вся игра разваливалась, потому что остальные дети у них во дворе были совсем малышня, да и не очень-то Лариса переживала, она уже читала другие книги, и теперь герои других книг увлекали и восхищали ее. Когда она читала о морских путешествиях, ей хотелось плавать по морям, если про войну, воображала себя медицинской сестрой, перевязывающей раны бойцам под градом вражеских пуль.

Читая про мальчика Гавроша, Лариса и сама становилась Гаврошем, вместе с ним бродила по улицам Парижа, вместе с ним лазила на баррикады, разносила патроны. Вместе с ним под шквалом пуль распевала она песню, и когда сердце Гавроша пробила пуля, Ларисино сердце тоже замерло.