Глава 2
Царство Гардарики, Хольмград, весна 827 г.
— Куляба, разошли гонцов всем князьям. Через месяц мы идем в военный поход. Пусть собирают царское войско и присылают в столицу.
Командующий конной армией кивнул.
— Метик, отправь с нами Забаву в качестве походного лекаря, — обратился я к Эдику.
— Есть, — по-военному ответил он.
— Скажу вам одно — начинается большая война. И это ее первая ласточка, — я оглядел совет, — завтра выдвигаемся небольшим отрядом в Упсалу. А по возвращении, если дядя не вернется раньше, идем захватывать юг. За работу, друзья.
Совет разошелся. Ага тенью стоял у двери. Остались еще отец и дед. Семейный круг. Судя по всему, они считают, что я не прав в столь скоропалительном решении мести за Эсу. Мне все равно. Это не только месть. Это проявление силы. Если простить убийство посла Гардарики, завтра с нашим мнением уже никто не посчитается. Тут просто совпало то, что Эса еще и близкий мне человек. Был.
— Отец! Я никогда не просил тебя ни о чем, — Гостомысл напрягся, видимо, начало ему уже не нравится, — твоя жена была настоятельницей храма Упсалы…
— Что? — дед вскочил, громко ударяя посохом, — Кто? Кто эта тварь?
— Дед, обожди, — я поднял руку, — потом поговоришь на эту тему. Отец, — я повернул голову в сторону хмурого Гостомысла, — она должна рассказать устройство храма и возможное количество воинов, чтобы я знал куда атаковать и в каком количестве брать воинов.
Отец попросил Агу позвать дружинника, стоящего за дверью. Тот выполнил просьбу. Гостомысл отправил варяга за Ньёруной. Дед сжал зубы и впился пальцами в свой посох. Доведем мы этого мужика до белого каления. Отец вкратце рассказал историю Ньёруны. Когда Гостомысл заикнулся о том, что его первая жена ко всему прочему является и племянницей Улофа, дед не выдержал. Он замахнулся посохом и ударил. Отец, наверное, ожидал подобное, так как сумел увернуться. Пришлось разнимать драчунов. Деду действительно стало плохо. Я дал попить воды. Вроде полегчало.
К моменту, когда пришла Ньёруна, дед успокоился. Но посох сжимал крепко. Если бы не мое присутствие, то и Ньёруна отхватила бы.
— Ньёруна, я хочу, чтобы ты рассказала, сколько человек обычно находится в Упсале, — взял я быка за рога.
— Двести храмовников-воинов и пять берсеркеров, — она пожала плечами, — а послушниц всегда по-разному. И сто бывает, и десять, а может и вообще ни одной.
— О расположении строений в храме сможешь рассказать?
Женщина возмущенно приподняла бровь.
— Жена, — подал голос Гостомысл, — сейчас ты должна сказать все, что знаешь, иначе клятву данную тобой, я буду считать нарушенной.
Ньёруна раскраснелась вмиг. Глаза сузились. Губы слились в тонкую линию.
— Я ее сейчас приголублю этой палкой, — сквозь зубы прошипел Буривой.
Женщина, видимо, поверила в реальность угрозы, так как она подошла к столу и расставила кубки, блюда и фрукты в подобие схематического плана. Ее пояснения я зарисовал угольком из печи на послании храмовников, поверх кровавых рун «Эса» и «смерть».
Надеюсь, она ни в чем не соврала. Я отпустил ее.
Что же, схема храма у меня есть. О количестве охраны осведомлен. Мне хватит пять сотен воинов, чтобы не потерять ни одного человека. А это десяток драккаров.
— Я пойду в поход с тобой, — заявил дед, угрюмо впившись взглядом в меня.
— Чего это вдруг? — удивился я, — Ты свое отвоевал, поэтому отдыхай и наслаждайся жизнью в тепле и уюте.
— Я тебе не шаврик[1], чтобы так со мной разговаривать, — Буривой вскочил, — у тебя есть кормчий, который сможет от Ладоги до Бирки правильно положить путь, дабы не потерять суда? Уверен, что нет. А я годами там ходил.
Я посмотрел на отца, тот кивнул, подтверждая разумность доводов деда. Да чтоб тебя русалки снасильничали, старая калоша. Вздорный старик уболтал меня. На этой ноте семейный совет был окончен.
Я повернулся на выход и увидел Агу. Как же тоскливо он смотрел в никуда. Что мне сказать этому могучему человечищу? Он таращился в пустоту, сквозь меня. Я подошел к пузатой горе мышц и положил ему руку на плечо.
— Мы отомстим, Ага! Клянусь тебе. Этим ее не вернешь. Но ее смерть будет оплачена кровью.
Ага вздрогнул и кивнул.
В поход решил идти на рассвете. Драккары были укомплектованы. Воины готовы. Надежда на то, что Эса может выжить теплилась, но испарялась с каждым мгновением. В голове рисовались страшные картины расправы над храмовниками. Только так огненная ярость превращалась в холодное презрение к врагам.
Вечером, лежа в постели, Милена пыталась разговорить меня, но я был замкнут. Меня не давала покоя мысль о мотивах столь глупого поступка храмовников. Неужели они надеялись, что не последует ответ от меня? Или их статус храма должен был меня остановить? Как-то не логично убивать посла соседнего государства без суда и следствия, да еще и оставив в живых свидетеля — мальчишку. Или это во мне говорит бывший житель 21 века?