В строжайшей секретности везли разобранные требушеты. Полевые испытания, проведенные на рассвете несколько дней назад доказали полезность орудия. Опытным путем было выверено общее количество и вес камней для корзины снарядов. Максимальное расстояние, на которое удалось отправить снаряды – 230 метров или, как здесь принято говорить – примерно 110 саженей. Обоз с требушетами был самым медленным, так как одних только противовесов было 12 тонн на четырех больших нестандартных повозках.
Наша армия двигалась достаточно комфортно. Погода благоприятствовала. Да и настроение у людей было приподнятое. Я скакал в окружении «ближников» позади Радомысла и князей-союзников. Мне удалось с помощью плотника, помогавшего «создавать» требушет, создать для Радомысла протез. Плотник сделал произведение искусства. Получив мерки и оглядев целую руку дядюшки, мастер выстругал за день шедевр. На протезе он изобразил даже морщины и заусеницы. Как же жаль, что нет лака, чтобы сохранить это произведение. Думаю, что в будущем я сделаю ему металлический протез. Будет Радомысл первым киборгом словенов.
Ухмыляясь незамысловатой шутке, я посмотрел на спину дяди. После получения подарка, он даже стал спину держать ровнее. А его благодарность в глазах сказала мне больше любых слов. Дядя так растрогался, что обнял меня, когда получил с рук плотника подарок.
Вдохнув полной грудью аромат леса, в который мы вошли, я в который раз удивился чистоте вкусного запаха деревьев. Да, наша армия оставила свой запашок, но это другое. В этом веке природа необыкновенно прекрасна.
Мы двигались на север в сторону Ладожского озера. Немногочисленные путники, попадающиеся нам на пути, были вынуждены свернуть с дороги, пропуская длинный караван нашей армии. На привалах Сокол и Куляба тренировались сами и поощряли остальных к этому действию.
В течение пяти дней мы подошли к предполагаемой ставке Гунульфа. Наш авангард встретился с разъездом гунульфова войска. Стычки не произошло. Стороны поспешили сообщить руководству о местоположении противника. К вечеру пятого дня мы подошли к берегу озера.
У нас был рисунок сражения, была предполагаемая карта расположения сил противника. Когда я воочию убедился в верности разведданных, моей улыбкой можно было ослепить слепого. Все идет по плану. Я даже начал напевать себе под нос незамысловатую песенку.
Были опасения в том, что Гунульф приготовит сюрприз и переставит свою ставку. Но его самоуверенности можно только позавидовать. Он даже не приказал своей армии выстроиться в боевой порядок. Они как сидели у своих костров, так и продолжали бездельничать. Были какие-то мелкие телодвижения, но это совсем не было похоже на то, что враг готовится к бою. У меня был соблазн прямо сейчас трубить атаку, сметая шатры и внося разрушения в ничем не огороженное местонахождение противника. Жаль, что у них численное преимущество, а у нас всего тысяча конницы. Было бы наших всадников хотя бы три тысячи, то я рискнул бы. Думаю, Гунульф прекрасно знает о нашем численном составе. Да и никто не будет воевать на ночь глядя. В таких сражениях не принято так рисковать. Сражение может затянуться не на один час, поэтому в ночи уже никто не разберет где свой, а где чужой. Поэтому понятна такая беспечность врага. Но ничего, у меня появилась идейка по разворошению этого муравейника.
Берег озера был ровным словно блюдце, без единого холма или иной возвышенности. Никаких рельефных преимуществ ни одна из сторон не получит. За нашей спиной был небольшой подлесок, за спиной Гунульфа – озеро, берег которого усыпан привалившимися драккарами. И если теоретически нам есть куда отступать, то нашему врагу идти некуда, если только к судам, но это еще нужно умудриться сделать без потерь. В целом, мы в чуть более выгодном положении. Враг настолько самоуверен, что не думает об отступлении.
Наша армия расположилась в полукилометре от неприятеля. В большом шатре нашей армии Радомысл инициировал военный совет, на котором мы подтвердили приверженность к уже имеющемуся плану. Корректировок не было. Единственное, что я предложил ночью потревожить покой врага беспорядочной стрельбой. Чтобы не расслаблялись. Поначалу я не нашел единомышленников, но когда я объяснил последствия, то мои доводы признали разумными. Куляба отдал пятьсот коней князю Василько, чтобы лучники последнего беспрепятственно вернулись с ночного рейда.
Эса проследила за сохранностью требушетов. Их уже начали монтировать в лежачем положении, подготавливая к работе, но, не показывая противнику.
Наш лагерь готовился ко сну. Легкий мандраж не давал мне спокойно уснуть. Спал я урывками. Ночью пять сотен лучников Василько успешно сходили в гости к Гунульфу. Сделав по три залпа каждый, они вернулись довольными. У врага началось брожение, послышались крики раненых. Не думаю, что много человек пострадало при этом обстреле, но войско Гунульфа попыталось выстроится в боевой порядок. В какой-то момент я хотел трубить тревогу и поднимать войско для обороны. Но враг, понимая, что их просто ужалили – не смертельно, но неприятно, успокоился.