После рынка мы пошли на пристань, где уже стоял Гостомысл, возле огромной ладьи. Умила тепло попрощалась с отцом и обняла меня, украдкой уронив слезинку.
Я с Гостомыслом смотрел вслед уплывающему судну. За не полных два дня я успел привязаться к этой девушке. Чистосердечность и легкая наивность, которую так редко можно увидеть в моем времени, распирали Умилу и делали ее потрясающе обаятельной.
Запах реки приятно расслаблял. Гомон города за спиной убаюкивал. В руках у меня были отрез ткани для матери и подаренные мне свечи. Я снова вспомнил о встрече с матерью Ларса. Встреча с новыми родственниками вызывала беспокойство.
– Она так и не смогла помириться с Руяной, – прошептал отец.
Так вот почему дочь не дождалась приезда матери. Вот почему Умила умчалась раньше приезда Руяны. Между ними какая-то кошка пробежала.
– Что они не поделили? – не сдержав любопытство, поинтересовался я.
Отец удивленно посмотрел на меня, но потом, вспомнив, наверное, про мою амнезию, снова посмотрел в удаляющуюся точку суденышка.
– Руяна была против брака с Годславом, а я ничего не мог поделать. Я всегда баловал Умилу, – с улыбкой начал рассказывать отец, – она всегда останется в моих глазах ребенком. Годслав раньше был очень жесток, хитер и коварен. Брак с его родом дал нам большие преимущества. Иногда мне кажется, что только благодаря этому браку словенское племя смогло набрать нужную силу для того, чтобы быть на равных с соседями. Руяна боялась, что жестокий Годслав будет обижать Умилу, поэтому делал все, чтобы этот брак не состоялся. Я не знаю, что именно произошло в тот день между матерью и дочкой, но однажды Умила сбежала с Годславом. Мне пришлось собираться в поход, на войну, – Гостомысл широко улыбался, – а в итоге, шел на войну, попал на свадьбу. С тех пор Умила не общается с матерью, а Руяна слишком горда для того, чтобы сделать шаг к примирению.
Вот уж страсти какие. Средневековые семейные разборки. Эта ситуация много говорит о матери Ларса. И это еще больше заставляет меня нервничать в преддверии встречи с Руяной.
– Ступай к себе, сын, – Гостомысл положил руку на мое плечо и успокаивающе похлопал по ней.
Я пошел в свою избушку. Зайдя в свою хижину, я первым делом закрыл дверь изнутри и зажег свечу, умудрившись раскопать уголек в полупотухшей печи. Подарок матери положил на кровать. Отодвинув стол, заметил небольшое металлическое кольцо, прикрученное к бревенчатому полу. С помощью несложных манипуляций, я смог открыть подземную часть своего жилища. Дверца оказалась небольшой, но достаточной для того, чтобы я смог протиснуться в проем. Внизу оказалась лесенка. Осторожно ступая по ступеням и стараясь не уронить освещающую мой путь, свечу, я спустился вниз.
Вытянув руку, я осторожно водил своим древним фонарем из стороны в сторону. Полушоковое состояние ничто по сравнению с тем, как сильно моя челюсть ударилась о землю подвального помещения. Откуда все это у семнадцатилетнего Ларса?
Подвальный этаж моей избушки был шире самой избы, размером пять на пять метров. Под неярким светом свечи видны богатства, которые вызывают ряд настораживающих мыслей о происхождении этих предметов. Здесь были и сундуки с материей – не шелк, но что-то похожее, и различные предметы утвари, причем не только серебряные. Были и книги, сложенные стопкой, написанные на латыни.
Но удивило меня больше всего не сундуки с тканями и стопки книг. В центре помещения, возле ящиков с вином, стояла картина. Именно она привлекла больше всего внимания. Ай да Ларс, ай да негодник. Картина даже в мое время относилась бы к «шедеврам» на грани эротики и откровенной порнографии. Голая женщина с таким же мужчиной переплелись телами в любовном экстазе. Для девятого века картина более чем провокационная. Если обратить внимание на колонны и оливковые деревья, то изображение передает события древнегреческой эпохи. Даже думать не хочу, зачем молодому Ларсу такая картина, причем, судя по ее местоположению, она центральный экспонат всего этого богатства. Пубертатный период парня, наверное, был тяжелым. Благо, что картина его спасала. Может быть.
К моему глубочайшему сожалению гор золота не нашел, но нашлась пара поясных кошелей с серебром. Очень хотелось хотя бы какого-нибудь подарка от судьбы-злодейки, бросившей меня в это время. Подвал вызвал больше вопросов, чем ответов. Надеюсь, что сестричка в следующий приезд расскажет мне, откуда она знает про эту «пещеру сокровищ». Интересно, а картину она видела? Срамота то какая.