Мне казалось, что эту девушки ничто не может сломить, а уж тем более заставить плакать. Она смотрела на меня с каменным лицом. Ее глаза подозрительно блестели и веркали под лунным светом. Хотелось вскочить и прижать ее, успокоить и пообещать стереть полмира ради нее. Но из-за того, что я не знал, как она отреагирует, я застыл как истукан.
– Прости, – Эстрид легким движением смахнула слезинки, – просто Ага, мой брат, это единственное, что у меня осталось от семьи. Он необычный, не такой как все. Ты потом поймешь. Он очень добрый и его легко обидеть.
– Сколько ему лет? – с хрипотцой в голосе просипел я.
– Двадцать. Дело не в возрасте. Он очень добрый и умный.
– Ладно, спасем мы твоего братца. Где он сейчас?
– В доме смоленского воеводы.
– Есть у тебя какие-то мысли как его освободить? – Эса посмотрела на меня с благодарностью и некой долей уважения, когда я не обратил внимание на такое препятствие, как воевода Смоленска.
Почти час мы обсуждали с воительницей сложившуюся ситуацию с ее братом. Оказывается, ее брат Ага стал заложником у византийских купцов в обмен на некую сумму денег от них – Гунульфу, который, кстати, на эти деньги и собрал армию и флотилию, разгромившие моих братьев и обескровившие военный потенциал словенского племени. По идее, Гунульф легко может стереть с лица земли Хольмград, если бы словены не были в союзе с другими северными племенами. С политической точки зрения Гунульф на своей земле разгромил набег соседа и имеет право ответь так же. Вот только ситуация патовая. Убийство Гостомысла принесет ему больше проблем, чем игнорирование словенов. Откуда Гунульф узнал о набеге отца и каким образом он успел собрать войско – Эса не знает, но предполагает наличие предателей в стане словенов. Гунульф ненавидит своего младшего брата, но всячески скрывает свое отношение, как раз для такого финта – отдать свою кровь в заложники за золотую монету.
Мы договорились с Эстрид утром встретиться возле рынка, там она обещала поведать свой план по освобождению брата. Почему она не может сейчас все рассказать – не ясно, якобы ей должны на рассвете донести необходимую информацию, которая влияет на способ вызволения из плена ее брата. Не забивая себе голову лишней информацией, я уснул. Утро вечера мудренее.
А все же красотка Эса, повезет ее суженному.
Глава 5
Смоленск, весна 826 г.
Утро меня встретило радостно. Хотя бы из-за того, что Сокол не окатил меня водой, как он это делал в первые дни нашего путешествия. Наверное, он вчера здорово наклюкался и позволил мне почувствовать свободу. Да и дядя сам сказал, что каждый сам по себе сегодня. Свобода от уроков дипломатии и фехтования есть. Вот кстати, фехтование топорами может существовать? Надо подумать на досуге.
Одевшись и умывшись из лохани с водой, предусмотрительно оставленной на пороге, я спустился вниз на завтрак. Ароматы кухни дразнили нос, заставляя желудок урчать. Вкуснейший морс и яичница. Казалось бы, что в этом такого? Но попробуйте настоящую яичницу из оранжево-красных яиц с непередаваемым ароматом сливочного масла запить настоящим морсом из запотевшего от холода кувшина. Кусок ржаного свежеиспеченного хлеба с хрустящей корочкой макается в желток и бесподобно восхищает вкусовые рецепторы. Мой завтрак был превосходен.
Не понимаю почему у меня такое хорошее настроение. То ли из-за того, что выспался на мягкой перине, впервые за пять с лишним дней, то ли из-за того, что сегодня свободен от нотаций Сокола и нравоучений Радомысла. А может дело в том, что я буду помогать хорошему человеку вызволить из передряги другого хорошего человека. Почему нет? Прекрасное оправдание хорошему настроению.
На улице было свежо. Роса блестела под лучами восходящего солнца. В этом городе народ был такой же трудолюбивый. Солнце только встало, а люди уже вовсю сновали по своим делам. Город проснулся и кипел ежедневными делами, порождая звуки, присущие любому средневековому городищу.
Я направился в сторону рынка. Любой торг начинается с запахов: булочки и пирожки, копченая рыба и жаренное мясо, свежесрубленное дерево и людской пот. Эта гамма ароматов всегда отличает любое другое место от рынка и его производных. А звуки? Зазывалы из шатров, торги за медяки между купцами и покупателями, ржание лошадей и мычание волов – все это рынок, как он есть, что в девятом веке, что в двадцать первом.