Поэтому, спасая Радомысла, я не должен был радоваться сильнее, так как спасал одну жизнь, а не сотни. Но по какой-то причине удовлетворение от «ожившего» дяди меня наполняла счастьем. Может быть это от того, что он стал мне дорог и важен. А может от того, что его жизнь спасал я один. Короче говоря, я запутался. Факт остается фактом – я безмерно рад спасению дядюшкиной жизни.
Радомысл пару раз просыпался, я к нему подходил, интересовался его самочувствием. Забава сторожила его покой. Она, думая, что я какой-то колдун-волшебник-фея попросила посмотреть ее глазик. Эта просьба меня напугала. Надеюсь, слух о моем «даре» целителя схлынет и не будет мешать мне жить. Посмотрев ее рану, я констатировал полное отсутствие хрусталика и зрачка. Когда опухоль заживет, она будет смотреть на мир белым бельмом. Я ей прямо сказал, что не смогу излечить ее, но если она не хочет изуродовать глаз, то нужно периодически менять повязку, которую предварительно нужно кипятить. А саму рану прочищать чистой водой. На этом мои знания в области медицины иссякли. Мы поговорили о том, зачем нужно кипячение. Я, как мог, объяснил полезность этого действия и дал пару советов. Кажется, в моем будущем отряде будет свой лекарь, если Сокол не будет против.
На следующий день состоялось великое переселение кордновского населения в город. Армия Радомысла потушила остаточные очаги пожаров. Детинец был, конечно, разграблен и поколочен, но, главное, не был поврежден огнем.
Когда я ступил на берег вятичской столицы в окружении Милены и Забавы, оберегающих покой спящего Радомысла, я сразу заметил несущихся в нашу сторону всадников. Эса и Сокол летели, будто сам дьявол гонится за ними. Чуть отстав от них, пыхтела еще одна лошадка, которой нужно было ставить памятник при жизни. Животное тащило на себе тушу Аги. При каждом прыжке с ноги на ногу, лошадь издавала утробный вздох сожаления на свою жизнь. Ага, мне кажется, так же дышал – гулко и мощно.
Когда всадники прискакали, Эса с Соколом соскочили с коней. Сокол рванулся к Забаве, закружив ее. Эса же подошла ко мне, с сожалением сообщая, что Сокол не смог отыскать воеводу, тот «смылся» по реке. Да, надо следить за своим языком, а то воительница перенимает жаргонные словечки моего века. Милена подбежала к Эсе и обняла ее. Я так понимаю, что они стали близкими подругами за время моего беспамятства. Весть о выздоровлении Радомысла их обрадовала. Сокол, по-братски обнимая меня, сокрушался, что не смог найти негодяя-воеводу.
К нам прогромыхал Ага. Он с трудом слез с бедной животинки. Подойдя ко мне, он опустил голову. Эса, нервно теребя пальцы, смотрела на меня. Я осторожно взял здоровяка за предплечье и подвел его к Радомыслу. Дядя, перемещенный дружинниками на телегу, храпел так, будто старался передразнить кабанов во время «весеннего обострения». Усатый верзила, распахнув глазища, пялился на моего родственника.
– Ты рад видеть Радомысла? – спросил я Агу.
– Ага! – прогудел свое фирменное слово парень.
– Не беспокойся, я знаю, что ты переживал за его ранение, – успокоил я Агу.
– Ларс вызвал Радомысла из Ирия, – Забава гордо донесла информацию до ушей Сокола и Аги.
Ходячая бочка посмотрел на меня не менее удивленно и на радостях обнял мое мелкое тельце. Боясь за целостность моих костей, Эса освободила меня из захвата брата. Милена посмеялась и предложила поломать мне какую-либо кость, чтобы она снова ухаживала за мной, а то я снова попаду в какую-нибудь авантюру. Эса, мелкая пакостница, ее полностью в этом поддержала. Ага, к счастью, пораскинув мозгами, решил, что девушки шутят.
В хорошем настроении мы направились в Кордно. Сейчас столица кажется блеклым подобием себя дохазарской. Запах гари буквально впитывался кожей, а белый пепел норовил влезть во все щели одежды. Город выглядел откровенно жалко. Если Сокол, Эса и Ага видели нынешнее состояние столицы вятичей, то Ходот с Рогнедой устрашились тому объему работы, который необходим для приведения города в прежнее состояние. Ничто не намекало на тот красочно украшенный город, который я видел при первом знакомстве с Кордно. Милена даже прослезилась, заметив останки сгоревших людей.
К нашему приходу уже был засыпан небольшой пятачок у входа. Дорога к площади уже обрела название – «хазарская». Некоторые жители, возможно из лености, предлагали оставить все трупы в аппендиксе-дороге и закопать так, как есть. К счастью, Ходот пресек такие настроения. Теперь останки хазарцев и их лошадей отвозились за город. Там выкапывалась огромная братская могила. Местные торговцы умудрялись купить безделушки, найденные у трупов.