– Я не видела глаз прекраснее твоих, Мэви Рид.
Она отняла у Джулиана вторую руку и застыла, глядя на меня. Слезы хрустальными капельками катились по ее щекам. Очень медленно она убрала еще остававшийся гламор. Загар бледнел, менялся, пока не стал из медово-коричневого мягко-золотистым. Волосы посветлели до почти белых. Понятия не имею, почему ей захотелось изменить цвет волос на более обычный желтоватый: ее природный цвет тоже соответствовал людским нормам.
Я обеими руками держала ее ладони, пока она освобождалась от столетней лжи, и вот она предстала мне во всем своем сияющем великолепии. Комната вдруг наполнилась красками, ароматами благоуханных цветов, растущих за тысячи миль от этих пустынных мест. Она вцепилась в мои руки, словно я была ее единственным якорем, словно отпусти я ее – и она могла бы раствориться в этом свете и благоухании.
Она запрокинула голову, закрыв глаза, и ее золотое сияние залило комнату, будто взошло маленькое солнышко. Она светилась, и плакала, и сжимала мои руки до боли. В какой-то момент я поняла, что тоже плачу, и ее сияние воззвало к моему, так что моя кожа засияла, словно наполненная лунным светом.
Она упала на колени возле меня, ошарашенно глядя на наши ладони: соприкасающееся сияние... И залилась смехом, чуточку истеричным.
В ее смехе я с трудом различила слова:
– А я-то думала, что... опасными... будут мужчины.
Она внезапно наклонилась ко мне, прижавшись губами к моим губам. Я настолько поразилась этому поцелую, что просто застыла на секунду. Не знаю, что бы я сделала, если бы она дала мне время на размышление, но она отпрянула от меня и выбежала в ту же дверь, из которой появилась.
Глава 11
Джулиан помчался следом за Мэви. Юный Фрэнк остался стоять у выхода с потрясенным видом, и глаза на побледневшем, растерянном лице казались больше, чем нужно. Вряд ли Фрэнку случалось видеть сидхе в полной силе.
Я все еще стояла на коленях, но сияние моей кожи уже начало слабеть, когда Дойл подошел ко мне.
– Не нужна ли принцессе моя помощь?
Я посмотрела на него и поняла, что у меня тоже, должно быть, потрясенный вид. Губы горели там, где коснулись ее губ, – как будто я глотнула весеннего солнца.
– Принцесса?
– Я в порядке, – кивнула я, но голос вышел сдавленным, и мне пришлось прочистить горло, прежде чем сказать: – Я просто никогда... – Облечь это в слова было сложно. – Она на вкус – как солнце. Солнечный свет. До этой минуты я не представляла себе, что солнечный свет может иметь вкус.
Дойл опустился на колени рядом со мной и проговорил сочувственно:
– Всегда нелегко, когда к тебе прикасается тот, кто наделен подобной силой, силой стихий.
Я нахмурилась.
– Она сказала, что считала, будто ей следует опасаться не меня, а мужчин. Что она имела в виду?
– Припомни, как ты себя чувствовала всего после нескольких лет, проведенных здесь в одиночестве... и умножь это на сто человеческих лет.
У меня помимо воли широко раскрылись глаза.
– Ты хочешь сказать, что ее потянуло ко мне... – Я качнула головой и сама возразила прежде, чем он успел ответить: – Нет, ее просто потянуло к первому же сидхе, которого она коснулась за сотню лет.
– Тебе не стоит себя недооценивать, Мередит. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы Конхенн считали любительницей женщин, так что – да, она жаждала прикосновения плоти сидхе.
– Я ее понимаю, – вздохнула я. И тут мне в голову пришла другая мысль. – Ты не думаешь, что она позвала нас сюда спросить, не поделюсь ли я с ней одним из вас?
Темные брови Дойла взметнулись выше края его солнечных очков.
– И предположить не мог ничего подобного... – Он за думался, потом ответил: – Наверное, это возможно. – Между темными бровями появилась складка. – Но просить о таком – верх неприличия. Мы не просто твои любовники, любой из нас – потенциальный муж. Это не обычная краткая связь.
– Ты сам сказал, Дойл, она была одна целый век. Сотня лет может истощить чью угодно приверженность приличиям.
За нашими спинами послышался звук шагов; мы повернулись и увидели, что Холод уже стоит лицом ко входу. К нам шел Рис.
– Чем это вы здесь заняты, ребята?
– О чем ты? – спросила я.
Он обвел рукой меня и Дойла, коленопреклоненных на полу. Моя кожа еще сохраняла слабое свечение, как воспоминание о лунном свете.
Я позволила Дойлу помочь мне подняться: почему-то ноги не очень меня держали. Мэви застала меня врасплох, это верно, но я ведь касалась других сидхе далеко не однажды и никогда не испытывала такого потрясения.
– Мэви Рид сбросила гламор, – сообщила я.
Глаза Риса расширились.
– Я почувствовал это на крыльце. И ты говоришь, что она всего лишь сбросила гламор?
Я кивнула.
Он присвистнул:
– Светлая Богиня...
– Вот-вот, – заметил Дойл.
Рис перевел взгляд на него:
– О чем ты?
– Нам всем поклонялись в прошлом, но большинству из нас – в далеком прошлом. А вот для Конхенн промежуток был не так велик, лет триста. Ее еще почитали в Европе, когда нам предложили... переселиться.
– Так ты говоришь, что из-за почитания у нее прибавилось силы? – уточнил Рис.
– Не силы, – задумчиво проговорил Дойл, – но...
– Драйва, – предложила я.
– Мне не знакомо это слово, – сказал он.
– Завода, напора, натиска. – Я развела руками. – Не знаю, как объяснить. Рис поймет, что я имею в виду.
Он сделал пару шагов к гостиной.
– Да, я понимаю. Ее магия получила дополнительный заряд.
Дойл наконец кивнул.
– Соглашусь.
Холод подошел к нам. Дойл посмотрел на него из-под своих черных очков, и Холод замялся, нахмурившись.
– У меня есть небольшое дополнение к сказанному, мой капитан.
Они посмотрели друг на друга оценивающими взглядами, и эти гляделки затянулись. Я вмешалась:
– Что с вами двумя стряслось? Если Холоду есть что добавить, так пусть говорит.
Холод по-прежнему смотрел на Дойла, будто ожидая его реакции. Наконец Дойл коротко кивнул. Холод слегка поклонился.
– Я смотрел у Мередит фильмы по телевизору. И видел, как люди реагируют на кинозвезд. Это обожание актеров – разновидность поклонения.
Мы все уставились на него. Первым прозвучал шепот Риса:
– Богиня и Консорт! Если кто-то докажет, что ей до сих пор поклоняются... – Его голос замер.
Дойл закончил мысль за него:
– То появится предлог изгнать нас всех из этой страны. Единственное, что нам запрещено, – это основывать культы поклонения нам как богам.
Я покачала головой.
– Она не основывала своего культа как божества. Она просто пыталась заработать на жизнь.
Мужчины задумались на пару секунд, затем Дойл кивнул:
– Принцесса права с точки зрения закона.
– Не думаю, что Мэви Рид намеренно пыталась обойти закон, – заметила я.
Дойл качнул головой.
– Я и не утверждал обратного, но какими бы ни были ее намерения, она явно получала дополнительные выгоды от людского обожания в течение последних сорока лет. Звезда-человек не может воспользоваться преимуществами от такого рода обмена энергией, но Мэви – сидхе, и она точно знает, как эту силу использовать.
– А как насчет моделей и актеров, у которых в жилах есть примесь крови сидхе? – спросила я. – Или даже европейских монархических семейств? Сидхе пришлось заключить браки чуть ли не со всеми королевскими домами Европы, чтобы скрепить последний крупный договор. Они что, все получают такую исключительную пользу от своих обожателей?
– Это не та тема, на которую я могу говорить, – сказал Дойл.
– А я позволю себе догадку, – заявил Рис.
Дойл взглянул на него угрюмо, что было заметно даже сквозь темные очки.
– Нам платят не за догадки.
Рис ухмыльнулся под своей фальшивой бородой.