– Вы сможете поселиться в Ботаническом саду, это акры открытого пространства. Здесь найдется место для вас, Ни-севин, я клянусь.
– Но я не хочу покидать двор.
– Куда бы ни шли феи-крошки, волшебная страна идет вслед.
– Почти никто из сидхе об этом не помнит.
– Мой отец хорошо обучал меня истории фейри. Феи-крошки больше всех близки к первооснове волшебной страны, к тому главному, что отличает нас от людей. Вы – не лепреконы или пикси, что страдают и умирают, оторванные от наших холмов. Вы и есть волшебная страна. Разве не говорят, что, когда исчезнет последняя из фей-крошек, не будет больше волшебства на земле?
– Предрассудок, – бросила она.
– Может быть, но если вы покинете Неблагой Двор, а благие сохранят своих фей-крошек, то неблагие будут ослаблены. Кел может не помнить эту часть наших преданий, но королева – помнит. Если Кел оскорбит вас настолько, что вы начнете паковать веши, королева вмешается.
– Она прикажет нам остаться.
– Она не имеет права приказывать другому монарху. Таков наш закон.
Нисевин занервничала. Она боялась Андаис. Все ее боялись.
– Я не хочу вызывать гнев королевы.
– Как и я.
– Ты на самом деле веришь, что королева накажет собственного сына, если он вынудит нас уйти, вместо того, чтобы сорвать гнев на нас? – Она снова скрестила ноги, сложила руки на груди, в страхе забыв и о заигрывании, и о монаршем статусе.
– А где Кел сейчас? – напомнила я.
Нисевин хихикнула – очень неприятным смешком.
– Терпит шестимесячное наказание. Делаются ставки, что его рассудок не выдержит шести месяцев заключения и пытки.
Я пожала плечами.
– Об этом ему стоило подумать до того, как стать таким плохим мальчиком.
– Ты шутишь, но если Кел выйдет безумным, он прокричит твое имя. Твое лицо он захочет сокрушить.
– Дойдем до реки, а там уж станем думать о переправе.
– Что?
– Это человеческая поговорка. Означает, что заниматься проблемой стоит тогда, когда она возникнет.
Она глубоко задумалась, а потом сказала:
– Как ты сможешь давать мне свою кровь? Не думаю, что кому-либо из нас понравятся еженедельные путешествия между двором и Западным морем.
– Я могу пролить ее на хлеб и сущность ее переслать тебе посредством магии.
Она покачала головой, разметав призрачно-серые локоны вокруг узеньких плеч.
– Сущность – не то же самое.
– Что ты предлагаешь?
– Если я пошлю тебе кого-нибудь из своих подданных, он сможет действовать как мой заместитель.
Я подумала об этом секунду, ощущая напряжение Холода, слушая низкий, почти рвущий звук, с которым Рис вел щетку сквозь волосы Дойла.
– Согласна. Скажи мне, как вылечить моего рыцаря, и присылай своего заместителя.
Она засмеялась, зазвенели не в тон колокольчики.
– Нет, принцесса, ты получишь лекарство из уст моего заместителя. Если я дам его тебе сейчас, до того, как получу плату, ты можешь и передумать.
– Я дала тебе слово. Я не могу взять его назад.
– Я слишком давно имею дело с великими из фейри, чтобы верить, будто все держат свое слово.
– Это один из строжайших наших законов, – удивилась я. – Нарушить слово – означает изгнание.
– Если только у тебя нет очень высоких друзей, которые не допустят, чтобы об этом узнали.
– О чем ты говоришь, королева Нисевин?
– Я говорю лишь, что королева очень любит своего сына и нарушила не одно табу ради его безопасности.
Мы глядели в глаза друг другу, и я понимала без слов, что Кел раздавал обещания и не выполнял их. Одно это обрекло бы его на ссылку и, безусловно, закрыло бы дорогу к трону. Я знала, что Андаис избаловала Кела непозволительно, но и не подозревала насколько.
– Когда нам ждать твоего посланца? – спросила я.
Она поразмыслила над вопросом, лениво протянув руку к приникшей к полу мыши. Та подобралась поближе, длинные усы подергивались, уши стояли торчком – будто она не была уверена в благосклонном приеме. Королева нежно потрепала ее.
– В ближайшие дни, – произнесла она.
– Мы не все время сидим дома в ожидании посетителей. Недостойно было бы встретить твоего посланца недостаточно гостеприимно.
– Оставь горшок с цветами у двери, и его это поддержит.
– Его?
– Полагаю, он понравится тебе больше, чем она, не так ли?
Я слегка кивнула, потому что не была уверена, что мне есть до этого дело. Мне предстояло разделять кровь, а не постель, так что разницы для меня не было, или, во всяком случае, я так думала.
– Уверена, что выбор королевы мудр.
– Любезные слова, принцесса. Остается убедиться, что за ними последуют столь же любезные дела.
Ее взгляд снова метнулся к мужчинам, остановившись на Дойле и Рисе.
– Приятных снов, принцесса.
– И тебе, королева Нисевин.
Что-то резкое мелькнуло на ее лице, сделав его еще тоньше и острее, так что оно показалось маской. Если б она потянулась и сняла свое лицо – не думаю, что я смогла бы сохранить деловое выражение. Но она этого не сделала. Она просто проговорила голосом, похожим на шелест чешуи о камень:
– Мои сны – лишь моя забота, принцесса, и я сама буду думать об их содержании.
Я еще раз полупоклонилась.
– Я не хотела тебя обидеть.
– Я не обижена, принцесса. Просто на миг высунулась мерзкая физиономия зависти, – сказала она, и зеркало стало пустым и гладким.
Я осталась сидеть, уставясь на собственное отражение. Движение позади привлекло мой взгляд, и я увидела Дойла и Риса, все так же коленопреклоненных. Рис расчесывал волосы Дойла, и мускулы у него ходили под кожей. Холод не двигался. Он просто смотрел на меня в зеркало так напряженно, что это заставило меня повернуться к нему.
Холод встретил мой взгляд. Двое других будто ничего не замечали.
– Нисевин здесь уже нет. Вы можете прекратить представление, – сказала я.
– Я еще не закончил все это расчесывать, – отозвался Рис. – Вот почему я решил не отращивать волосы до пят. Почти невозможно ухаживать за ними самостоятельно. – Он отделил прядь волос, взвесил ее на руке и начал расчесывать.
Дойл молчал, позволяя Рису возиться с его волосами. На лице Риса было сосредоточенно-серьезное выражение, как у ребенка. Совершенно ничего ребяческого в нем больше не было – в том, как он стоял обнаженный в море черных волос и разноцветных подушек. Его тело, как всегда, было мускулистым, бледным, сияющим. На него приятно было смотреть, но возбужден он не был. Нагота для сидхе не связана с сексом – не всегда по крайней мере.
Холод чуть изменил позу, и я повернулась к нему. Глаза у него были темно-серыми, будто небо перед грозой. Он был зол; это отражалось в каждой черточке его лица, в напряжении плеч, в том, как он сидел, осторожно и неподвижно, при этом излучая энергию.
– Прости, если расстроила тебя, но я знала, что делаю, когда говорила с Нисевин.
– Ты абсолютно ясно показала, что ты здесь правишь, а я только подчиняюсь. – Голос звучал резко от гнева.
Я вздохнула. Было еще не поздно, но денек выдался н из легких. Я слишком устала от оскорбленных чувств Холода. Особенно с тех пор, как он повел себя неверно.
– Холод, сейчас я не могу позволить себе показаться слабой кому бы то ни было. Даже Дойл держит свое мнение при себе, когда мы на публике, не важно, насколько оно будет нелицеприятным, когда мы окажемся наедине.
– Я одобряю все твои сегодняшние действия, – заметил Дойл.
– Счастлива слышать, – хмыкнула я.
Он одарил меня нарочито бесстрастным взглядом. Впечатление лишь самую чуточку нарушалось натянувшимися под щеткой волосами. Трудновато выглядеть угрожающе, когда тебя кто-то обихаживает. Он смотрел на меня так долго, что большинство людей смутились бы, моргнули или отвели глаза. Я встретила его взгляд собственным – пустым. Я устала от игр. То, что я в них играю, и играю неплохо, не значит, что я получаю от этого удовольствие.