Он как раз уже подходил к этому состоянию, когда Аврора протянула руку и взяла трубку.
– Я, пожалуй, с ним поговорю, – сказала она. – Нет оснований особенно спешить с оплатой счетов.
Рози отдала ей трубку с некоторой неохотой.
– Хорошо, что когда его выгоняли из армии, у него отобрали танки, – заметила она. – А вдруг достанет где-нибудь танк, да и попрет на нас?
Аврора не обратила внимания на это замечание.
– А, Гектор, как всегда, – начала она, – ты довольно сильно напугал Рози своими разговорами о танках. Мне кажется, в твоем возрасте пора знать, что вызывает у людей страх, а что нет. Не удивлюсь, если она сообщит, что увольняется. Никто не будет работать в доме, который с минуты на минуту может подвергнуться танковой атаке. Мне кажется, тебе надо это осознать. Уверена, что Эф. Ви. не понравится мысль, что я могу в любой момент задавить его.
– Именно этого он и боится, – вмешалась Рози. – Он знает, как вы водите. «Кадиллак» может раздавить не хуже танка. Я слышала, как Эф. Ви. это говорил – много раз.
– Заткнись, – отмахнулась Аврора. – Ты знаешь, как я щепетильно отношусь к своему вождению.
– Я ничего не говорил, Аврора, – твердо произнес Генерал.
– Гектор, не говори таким хриплым голосом, – попросила Аврора.
– Бедняге Эф. Ви. не повезло, что он живет прямо на углу, – громко продолжала Рози. Она начала вытирать пыль. – Кухня как раз там, куда вы въедете, если забудете повернуть.
– Я не забуду повернуть, – с упором сказала Аврора.
– Я не говорил, что ты забудешь повернуть, – сказал Генерал, закипая.
– Гектор, если ты собираешься на меня орать, я сразу же вешаю трубку, – предупредила Аврора. – Нервы у меня сегодня не в лучшем состоянии, и тридцать пять звонков не способствовали их нормализации. Хочу предупредить, что если из-за тебя у моего телефона износится звонок, я тебе спасибо не скажу.
– Аврора, дорогая, тебе только нужно снимать трубку, – промолвил Генерал, стараясь сообщить своему голосу сдержанность и благозвучие. Он сознавал, что хрипит, но это являлось лишь естественным следствием того факта, что в молодости он был прикомандирован к частям, стоявшим в тропиках, и повредил голосовой аппарат при исполнении воинского долга, когда приходилось слишком громко и часто орать на идиотов во влажном климате. Невежество и нерадивость его подчиненных рано или поздно заставляли его орать, а за свою долгую карьеру он так много сталкивался с проявлением этих качеств, что к моменту окончания Второй Мировой войны от его голоса остался почти один хрип. Генералу казалось, что с тех пор он почти восстановился, но Аврору Гринуэй его голос никак не радовал, – с течением лет угодить ей становилось все труднее.
– Гектор, я убеждена, что тебе не следует мне указывать, – сказала Аврора. – Я не служу в армии и едва ли заинтересована в том, чтобы ко мне относились как к рядовому или там к сержанту, – уж не знаю, в какой чин ты меня мысленно произвел. Видишь ли, это мой телефон, и отвечать ли на звонки – решаю только я. Кроме того, я уверена, что ты мне часто звонишь в мое отсутствие. Если мой телефон будет давать пятьдесят-шестьдесят звонков всякий раз, как тебе взбредет в голову связаться со мной, он, безусловно, износится. Счастье, если его хватит на год.
– Хм, я же знал, что ты дома. При мне мой бинокль, и я смотрел на гараж. С шести часов утра из него никто не выезжал. Мне кажется, мы достаточно хорошо знакомы, чтобы я знал, что до шести ты никуда не поедешь. Вот я тебя и поймал. Ты сидела дома и просто упрямилась.
– Это весьма скоропалительное заключение, – парировала Аврора. – Остается лишь надеяться, что ты справлялся с ведением боев удачнее, чем с ухаживанием, хотя это слово весьма отдаленно передает твои действия. В противном случае мы проиграли бы все бои, в которых тебе случалось участвовать.
– Эх, – хмыкнула Рози, подмигивая в адрес Генерала.
Аврора даже не сделала паузы, чтобы перевести дыхание. Сознание того, что Гектор Скотт, шестидесяти пяти лет, ни днем не меньше, отроду, с шести утра сидит в своей спальне, не сводя вооруженного взгляда с ее гаража, было достаточным, чтобы привести ее в бешенство.
– Раз уж мне удалось с тобой связаться, Гектор, позволь, я укажу тебе на ряд возможностей, которые ты не учел в своих соображениях, если ты действительно соображал. Во-первых, у меня могла болеть голова и я не хотела с тобой разговаривать. В таких обстоятельствах шестьдесят звонков телефона едва ли могли способствовать облегчению моего состояния. Кроме того, я вполне могла находиться на заднем дворе, за пределами досягаемости телефонных звонков и твоего бинокля. Как ты должен знать, мне очень нравится копать землю. Я часто копаю. Мне, знаешь ли, тоже бывает надо передохнуть.
– Аврора, все хорошо, – заверил Генерал, чувствуя, что лучше всего ему совершить временное отступление. – Я рад, что ты копаешься в земле, это дает хорошую физическую нагрузку. Я и сам, было дело, много копался.
– Гектор, ты меня перебил. Я не говорила о былых делах, я перечисляла возможности, которые ты не учел в своем настойчивом желании поговорить со мной. Третья очевидная возможность заключается в том, что я приглашена в какое-либо место, находящееся достаточно далеко от телефона, и не слышу звонков.
– Как приглашена? – переспросил Генерал, почуяв беду. – Мне это не нравится.
– Гектор, в данный момент я так раздражена из-за твоего поведения, что мне все равно, что тебе нравится, а что – нет. Ясно то, что я часто, точнее, систематически, получаю приглашения от нескольких джентльменов помимо тебя.
– В шесть утра? – спросил Генерал.
– Какая тебе разница, во сколько. Я не так стара, как ты, и далеко не так зациклена на привычках, как, по-видимому, была твоя добрая покойная жена. Вообще говоря, весьма трудно определить, где я могу находиться в шесть утра, кроме того, нет никаких оснований, чтобы требовать от меня отчета, это ты, вероятно, сознаешь.
– Я это сознаю и считаю патентованной дурью. И я приму меры, я тебя уже предупреждал.
Прикрыв ладонью микрофон, Аврора подмигнула Рози.
– Он мне опять делает предложение, – сообщила она. Рози рылась в стенном шкафу, подбирая более или менее ношеные туфли, которые подошли бы ее старшей дочери. Последнее предложение Генерала ничуть ее не удивило.
– Ага, небось хочет сыграть свадьбу в танке. Аврора вновь обратилась к Генералу.
– Гектор, я не сомневаюсь в твоей готовности. Должна сказать, что несколько других джентльменов также обнаруживают свою готовность, если это имеет для тебя какое-либо значение. Но дело в том, что ты на самом деле не можешь жениться, как бы ты ни был уверен в обратном. Мне также не нравится выражение «патентованная дурь», в том контексте, в котором ты его использовал. Я не вижу ничего патентованно дурного в том, что я вдова.
– Дорогая, ты вдова уже три года. Для женщины с твоим здоровьем это достаточно долго. Даже слишком долго. Ты знаешь, есть ведь определенные биологические потребности, нехорошо чересчур долго ими пренебрегать.
– Гектор, ты хоть сознаешь, как ты груб? – глаза Авроры засверкали. – Ты понимаешь, что позволил себе слишком долго мне звонить, а когда я сочла удобным взять трубку, ты начал читать мне лекцию о биологических потребностях. Должна заметить, что тобою избрана далеко не романтическая форма изложения.
– Я военный человек, Аврора, – сказал Генерал, пытаясь проявить твердость. – Я умею говорить только правду-матку. Мы взрослые люди. И нам не надо ходить вокруг да около. Я только сказал, что пренебрегать биологическими потребностями – опасно.
– А кто говорит, что я ими пренебрегаю? – спросила Аврора. В ее тоне послышались дьявольские нотки. – К счастью, в моей жизни есть еще уголки, недоступные для твоего бинокля. Должна сказать, что мне неприятно сознавать, что ты сидишь там у себя целый день, размышляя о моих биологических потребностях, как ты изволил выразиться. Если ты действительно так проводишь время, нет ничего удивительного в том, что ты обычно так неприятен в общении.