— Распродажа акций бывает по четвергам и пятницам, как тебе известно. Но Урсула решила продать сразу всю собственность и просила меня заняться этим. Так что ближайшую пару недель я буду очень занят, — прервал он затянувшееся молчание. Затем попросил Клэр найти его расписание, чтобы отменить несколько встреч в ближайшие дни.
Но ежедневника не оказалось в его бумагах, и девушке пришлось искать его в ящиках стола. Стоило присесть, Рекс тут же положил свою мордочку ей на колени — такая у него была привычка. Она нетерпеливо отодвинула песика, затем, заметив, как он, поджав хвост, поплелся к двери, ласково сказала ему несколько слов. Хвост у него моментально взвился вверх и заработал как метелка. Но, почувствовав, что мешается, псина тихонечко села рядом и начала жевать бумагу в корзинке для мусора. Клэр не обратила на это внимания; главное, что Рекс занят и можно спокойно заняться поиском. Выдвинув один ящик, она поняла, что там сложены бумаги его покойного отца. Девушка задвинула ящик обратно и продолжила просматривать содержимое следующего. Там она сразу обнаружила нужную книгу. Вообще надо как-нибудь здесь разобраться, подумала Клэр и решила спросить Саймона об этом.
— Рекс!
Он оставил в покое ящик стола и потрусил прочь.
— О! — Часть бумаг была разбросана по полу и изорвана в мелкие клочки. — Господи, как же я забыла задвинуть ящик! Впервые Саймон попросил помочь ему — и вот результат!
Дрожащими пальцами она стала собирать с пола клочки бумаг, пытаясь разобраться, что это такое. Письмо из Тайного совета, извещающее отца Саймона о том, что его имя будет возглавлять список кандидатов на выдвижение в Королевские судьи Верховного суда в ноябре. Письмо, сообщающее о том, что он вскоре будет назначен главным шерифом графства. Все это было аккуратно собрано вместе, сколото скрепкой — естественно, сын хочет сохранить такие документы отца. С нарастающим чувством ужаса Клэр сложила клочки и обрывки бумаги на краю стола. Она не знала, как сказать Саймону о случившемся, как вдруг заметила на обрывке бумаги:
«По приглашению Ее Королевского Величества… в Букингемский дворец… марта десятого числа года одна тысяча девятьсот…»
Дальше было оторвано. Высочайшее приглашение! Даже если Саймон великодушно простит за те пять писем, из-за этого он придет в ярость. Готовая разрыдаться, Клэр старалась приладить один обрывок письма к другому. «По Высочайшему повелению…».
— Ну что, нашла? — Саймон уже успел побриться и, казалось, был удивлен, застав ее здесь. — Да оставь все, иди лучше к Урсуле.
— Саймон… — Клэр поднялась и, закрыв лицо руками, принялась рыдать. — Саймон… О, это ужасно!..
Он оторопело смотрел на нее.
— Что стряслось?
— Я сделала ужасное. Все твои личные бумаги… бумаги твоего отца… я н-нечаянно оставила ящик открытым… и… и Рекс… — Не в силах продолжать, она разрыдалась.
Саймон, мельком взглянув на королевское приглашение, лежащее с краю, составленное из кусочков, изорванных и изжеванных собакой, вытащил из кармана платок и стал промокать ей лицо.
— Что, Рекс опять что-нибудь сжевал? — спросил он ласково.
— Я никогда себе этого не прощу, никогда… — Девушка замолчала и недоверчиво заморгала. — И больше ты ничего не хочешь мне сказать? Это же приглашение из Букингемского дворца!
— А что я должен сказать?
— Но ведь приглашение от самой королевы! Это же… это же бесценная вещь! — Она вновь начала плакать. — О, наверное, ты хотел сохранить его навсегда… еще бы не хотеть!
— Естественно, я хотел его сохранить, ты права. Но с другой стороны, я не хочу, чтобы из-за него ты так расстраивалась. Это же случайно получилось…
— Нет, Саймон, это получилось по моей безалаберности. Потому что я оставила ящик открытым.
— Это досадная случайность, — настойчиво возразил он. — И никакими слезами дело не поправишь, так что вытри глаза и выкинь глупости из головы.
— Я никогда не смогу выкинуть это из головы, — трагически всхлипывала девушка.
Его лицо осветилось улыбкой.
— Что за глупости! — Саймон снова промокнул ей глаза своим платком. — А что так расстроило тебя, Клэр?
— Все эти бумаги… они испорчены! А главное — королевское приглашение.
— Нет… ты боялась моего гнева. Вид у тебя был очень испуганный. Но ведь ты знала, что я извиню тебя, раз получилось ненарочно?