Подойдя к каминной полке, Саманта увидела рамки с семейными фотографиями. Ее мать. Родители вместе. Дедушка со стороны отца. Она, Саманта, — от новорожденного младенца до самой последней фотографии, сделанной в прошлом году. Она взяла в руки портрет своей мамы в серебряной рамке и взглянула вверх, на секунду закрыв глаза. Ощущение присутствия в комнате отца было столь сильным, что казалось — если обернуться, он будет стоять здесь.
Но когда она обернулась, вместо отца увидела незнакомца, стоящего в дверном проеме и хмуро наблюдающего за ней.
— Не нравится? — спросил Майк. — Эта комната тебе не подходит?
— Очень даже подходит, — мягко ответила Саманта. — Я прямо чувствую здесь присутствие моего отца.
Майк еще сильнее нахмурил брови.
— Правда, чувствуешь? — Сейчас, глядя на комнату новым взглядом, он видел, что она совсем не для молодой блондинки. Эта комната предназначалась для мужчины. Точнее, для Дэвида Эллиота.
— Здесь проход в спальню, — Майк теперь видел каждый уголок комнаты совершенно иными глазами. Эти комнаты, как и те внизу, обставляла его сестра. В свое время Майк похвастался Дейву, что ему надо только сказать, как должен выглядеть конечный результат, и она сделает все остальное и именно так, как надо. Дейв выразил желание, чтобы его апартаменты выглядели как Английский клуб. И в результате они именно так и выглядели.
И теперь Саманта смотрелась здесь как женщина, случайно оказавшаяся в мужском клубе.
Стены спальни были окрашены в густой зеленый цвет, а окна, выходящие на балкон, занавешены тяжелыми вельветовыми портьерами — зелеными в темно-красную полоску. По углам кровати стояли четыре стойки для балдахина, а обои были выдержаны в шотландском стиле, с изображением беговых собак. Саманта, ласково проведя рукой по стеганому одеялу, спросила:
— Мой отец когда-нибудь здесь останавливался?
— Нет, никогда. Все это создавалось по его указаниям по телефону и в письмах. Он планировал приехать сюда, но…
— Я так и знала, — произнесла она, глядя на изображения собак на обоях. Здесь, в этой комнате, ей казалось, что ее отец не умер, что он еще жив.
Майк показал ей чулан для вина рядом со спальней, затем две ванные комнаты из темно-зеленого мрамора и гостиную с креслами в красно-зеленую полоску и книжными полками. Книги были в основном биографические — ее отец их обожал. На четвертом этаже располагались спальня для гостей и кабинет с тяжелым дубовым письменным столом. Французские окна вели на балкон. Отворив створки, Саманта вышла туда и внизу увидела сад.
Она не ожидала увидеть в Нью-Йорке сад, по крайней мере, такой, как этот. Можно было позабыть, что находишься в городе, глядя на сочный зеленый газон, два больших дерева, декоративный кустарник и только что засаженные клумбы.
Саманта обернулась со счастливым лицом, чтобы посмотреть на Майка; он все еще хмурился.
— Кто ухаживает за садом?
— Я…
— Можно я буду помогать? Я имею в виду, если я здесь останусь, я бы хотела помогать в саду.
Он перестал хмуриться и улыбнулся.
— Это будет честью для меня.
Казалось, ее слова должны были полностью удовлетворить его, но он никак не мог понять, что же его беспокоит. Раньше он желал, чтобы она осталась, но теперь ему хотелось, чтобы она ушла. Пожалуй, это чувство возникло у него после того, как она столь по-домашнему вела себя в этих комнатах — комнатах Дейва. Что-то, связанное с тем, как она схватила эту фотографию матери и прижала к сердцу…
— Хочешь посмотреть кухню? Она кивнула; он подошел к стене и открыл дверь, которая вела на узкую темную лестницу.
— Это черная лестница для слуг, — объяснил он. — Дом не перестраивался под отдельные квартиры, так что кухня у нас будет общей.
Она внимательно взглянула на него.
— Пусть тебя не беспокоит мое присутствие. — Его раздражало, что опять приходится защищаться. Возможно, ему остается лишь показать ей справку на бланке полиции, подтверждающую, что он не насильник и не убийца и что самое большое нарушение, которое он совершил, — это превысил скорость вождения автомобиля.
— Я еще меньше разбираюсь в кухонных делах, чем даже в компьютерах. Так что ты не часто будешь сталкиваться со мной там. Я могу справиться с холодильником — и это, кажется, все. Даже тостеры приводят меня в замешательство.
Она молча глядела на него, тем самым давая понять, что далеко не убеждена в его благих намерениях.
— Послушай, Сэм, вероятно, оба мы встали сегодня не с той ноги, но я тебя уверяю, что я вовсе не… что бы ты там обо мне ни думала. Ты будешь в полной безопасности здесь со мной. В том числе в безопасности от меня. Все твои двери снабжены хорошими крепкими замками, и ключей у меня нет. Все они были у твоего отца. Что касается кухни, то, если ты пожелаешь, мы можем составить график пользования ею. Вообще, если хочешь, можем всю нашу жизнь организовать по графику, так, что совсем не будем встречаться. Твой отец выплатил арендную плату завесь год вперед, и я думаю, тебе стоит здесь остаться. Эти деньги я уже истратил и не в состоянии вернуть их тебе назад.
Она не знала, что ответить — остается она или уходит. Возможно, ей не следовало оставаться здесь с ним после того, что произошло при встрече, но могла ли она покинуть и этот дом — второй дом, созданный ее отцом? Она уже потеряла дом в Луисвилле, наполненный воспоминаниями и привидениями ее предков; но тут она чувствовала зарождение новых воспоминаний.
Она нехотя поставила на место фотографию матери и стала спускаться по лестнице на первый этаж, где находилась кухня. Хотя этот человек утверждал, что ничего не смыслит в кухне и готовке, но кто-то точно знал в этом толк. Красивая, просторная, голубая с белым кухня выглядела вполне благоустроенной и укомплектованной.
Она начала было задавать вопросы, но тут в противоположном конце кухни увидела двойные стеклянные двери, ведущие в сад. Отвернувшись от Майка, она устремилась туда. Сад занимал не очень много места — так уж устроены все задние дворики — и был окружен глухой деревянной оградой в восемь футов высотой. Он оказался гораздо красивее, чем выглядел с балкона четвертого этажа. Вдоль ограды росли кусты красных, едва распустившихся роз. Розы были старомодные, с сильным запахом, как всегда любила Саманта — не то что эти современные, которые совсем не пахнут.
Повернувшись, она улыбнулась Майку.
— Отличная работа.
— Спасибо, — сказал он, кажется, по-настоящему польщенный услышанным.
Вдохнув аромат роз и подумав о комнатах наверху — комнатах ее отца, — она прошептала:
— Я остаюсь.
— Прекрасно. Может, завтра я смогу показать тебе несколько мест, где можно прикупить мебель. Я уверен, ты захочешь сменить обстановку в квартире, ведь она не совсем подходит для женщины. Моя сестра — дизайнер, и я смогу через нее достать кое-что по оптовым ценам. Так что…
Она строго взглянула на него.
— Мистер Таггерт, большое спасибо за это предложение, но я хочу, чтобы все было предельно ясно: я не нуждаюсь в друге, любовнике или гиде. У меня в этом городе есть работа, и как только она будет закончена, я уезжаю. С этого момента и до последнего у меня нет ни малейшего желания… заводить какие-либо отношения. Понятно?
Он посмотрел на нее очень серьезно, показывая всем видом, что отлично ее понимает.
— Все предельно ясно. Ты не хочешь иметь никаких отношений со мной. Хорошо. Твои ключи лежат на кухонной стойке. Один ключ от входной двери, другой от всех дверей в твоих апартаментах. Твой отец желал, чтобы ко всем дверям подходил один ключ, дабы не возиться со связкой.
— Спасибо, — поблагодарила она и пошла в дом.
— Саманта, — обратился он к ней, когда она проходила мимо, — у меня есть к тебе одна просьба.
Она не обернулась, но, подбадривая себя, спросила:
— Какая просьба?
— Иногда мы будем встречаться, в частности, на кухне. И я хотел тебя попросить… — Его голос стал тише. — Если ты будешь спускаться ночью или ранним утром, не надевай ничего такого кружевного, белого цвета. Ну, ты знаешь, такое, развевающееся. Я нормально отношусь к ночным пеньюарам красного или черного цвета. Или голубого. Тогда я еще могу совладать с собой. Но если я увижу белую кружевную рубашку, — я за себя не отвечаю.