Вообще-то, я понял главное. Писать то, что читают люди — это еще не счастье. Счастье — это когда люди читают то, что ты написал.
А дневники нужны лишь для того, чтобы потом, перечитав их, сказать самому себе: "ну и дурак же я был!", и сжечь их к чертям и испытать от этого облегчение. А потому заканчиваю. Но сначала — один веселый случай, бывший со мной на днях.
Я ходил на прием к своему доктору, Дмитрию Дмитриевичу. Милейший человек! Хотя немного смешной — расспрашивает меня или о гадостях, или о глупостях. Серьезно поговорить с ним никогда не удается. Но он-то думает, что говорит со мной вполне серьезно! Вот поэтому он и смешной. Я, желая подыграть ему, рассказал, что недавно прочел в одной научной книге, как древние римляне посещали театр. Я сказал, что они в первый ряд сажали лысых, а во второй — одноруких, потому что однорукие сами хлопать не могли, и, желая поощрить актеров, шлепали по головам лысых, и получались бурные звонкие аплодисменты.
Я сам придумал эту байку, и по-моему, она довольно забавная. Но бедный Дмитрий Дмитриевич не знал, что ему делать: смеяться или нет. В нем боролись два чувства: с одной стороны, привычное недоверие по отношению к своим пациентам, а с другой — привычное для врача уважение к научным книгам. Он не мог рассмеяться просто как человек, он вел себя, как врач.
Можно ли извлечь из этого случая какую-нибудь мораль? Пожалуй, что можно. Вот какую: очень часто наши представления (одни только представления!) о самих себе мешают воспринимать окружающий мир таким, какой он есть.
Ну вот и все. А теперь — пора обратиться к моему роману…
«КРОВАВОЕ ЗОЛОТО». НАПЕЧАТАНО НА МАШИНКЕ. ПРОДОЛЖЕНИЕ.
Они любили друг друга, как дети… (в этом месте слово "дети" зачеркнуто, и над ним напечатано "безумные".)
Они любили друг друга, как безумные. Все смешалось воедино: тела, одеяла, простыни, запахи, технологические жидкости, расходные материалы, стоны, всхлипывания и скрип кровати.
— О Боже! Боже! — кричала Нина.
— Ты мне льстишь! — отзывался Валерий.
— Да! Да! — голосила Нина.
— Вовсе нет! — возражал Топорков.
— Мама! Мама! — верещала Нина.
Тут Стреляный умолкал и на всякий случай оглядывался. Мамы нигде не было.
Его меч, его могучий кладенец, был в полной боевой готовности, но Нина не выпускала его из своих прекрасных ножен. И правильно делала: не то Валерий в пылу охватившей его страсти мог натворить всяческих бед, включая несанкционированное вторжение в начальный и конечный отделы ее пищеварительного тракта. Он двигался целеустремленно и с необычайным напором, словно таран, разбивающий ворота осажденного замка. Еще несколько мощных ударов — и фанфары разразились победным громом. Нина крепко обхватила его ногами за талию — "вот она, скрытая в кривизне приятность", — подумал Топорков — и впилась жадными губами в его шею. "Ах, какая страстная! Ну прямо упырица!" — ни на минуту не отключалось сознание Стреляного.
— Я люблю тебя! — жарко простонала Нина и закрыла глаза.
— И я, — ответил Валерий и отвернулся.
Он не был рожден для простого человеческого счастья — он был рожден для борьбы. Борьбы с тем, что так ненавистно всякому честному человеку — алчностью и подлостью, трусостью и предательством.
Он знал, что не успокоится до тех пор, пока не найдет коварных убийц, до тех пор, пока не отомстит тем, кто спланировал и организовал покушение на его жизнь и жизнь той женщины, которая сейчас лежала рядом с ним и негромко посапывала, устав от любовных забав. И ворочалась и сладко улыбалась во сне.
Валерий встал, оделся, добавил патронов в обойму взамен расстрелянных и вышел, тихо притворив за собой дверь. Он рассчитывал, что Нина проспит до утра, а он за это время многое успеет сделать.
Он тихонько вышел из подъезда и увидел, как около его "Джипа" крутится какая-то тень. Валерий осторожно отступил в темноту и обошел машину с другой стороны. Неподалеку стояли "Жигули" — без включенных фонарей, но с работающим двигателем.
Медлить было нельзя: одним большим пружинистым прыжком Топорков оказался рядом с "Джипом". Угонщик увидел его и хотел достать нож, но поздно — Валерий крепко схватил его запястье и выкрутил, а другой рукой зажал рот. Нож со слабым звоном упал на асфальт. Тогда Стреляный отпустил запястье и коротким точным ударом в солнечное сплетение отключил незадачливого вора. Тот дернулся и мягко осел на землю. Валерий придержал его под мышки, чтобы он не упал.
Теперь нужно было заняться тем, кто сидел в машине. Низко пригнувшись, Топорков пытался подкрасться незаметно, но — не получилось. Машина рванула с места, Валерий лишь успел запрыгнуть на капот. Водитель попался опытный — он резко ускорялся и тормозил, поворачивал и ехал задним ходом, но сбросить Валерия ему не удалось. Цепкий и ловкий, он и не думал отпускать преступника безнаказанным. Топорков сумел дотянуться и вырвать ключи из замка зажигания. Машина по инерции проехала еще немного и остановилась.