В глаза тут же бросился валявшийся на кресле вчерашний карнавальный наряд. Серебристая парча, тяжело стекавшая с кресла на пол, шелковая лужица головного платка, сиротливо свесившая шелковые завязки маска. Все это, накануне казавшееся таким изысканным, таинственным, нездешним, теперь, при свете дня, отдавало дешевой бутафорией. Шелуха праздничного вечера, фальшивые блестки, позапрошлогоднее конфетти…
Этот костюм, как и номер в «Хилтон Босфорус», одном из самых старых, фешенебельных и буржуазных отелей Стамбула, предоставил ей продюсер проекта Мустафа Килинч. Она обнаружила серебристое парчовое платье, платок и маску аккуратно разложенными на кровати, и в первую минуту у нее появилось ощущение, будто она по нелепой ошибке зашла не в свою комнату. Весь этот роскошный подчеркнуто женственный наряд так не вязался с тем, как она в последние годы привыкла о себе думать… Катерина тогда осторожно, опасливо дотронулась до платья, провела кончиками пальцев по шершавой материи, поднесла к лицу маску, зачем-то даже понюхала темный бархат. Вот уж действительно маскарадный костюм, призванный превратить унылую бесцветную куколку в экзотическую бабочку.
Приглашение на карнавал в доме Мустафы Килинча лежало тут же, на кровати. Первым побуждением Катерины было отказаться, позвонить бог знает что такое затеявшему продюсеру и сухо поставить его в известность, что она, если он забыл, серьезный режиссер, приехала сюда, в Турцию, работать, и участвовать в сомнительных развлечениях не имеет никакого желания. Однако в конце концов она этого не сделала, наоборот, полдня промаявшись неуверенностью, к назначенному времени послушно облачилась в сказочные блестящие тряпки, впорхнула в ожидавшую ее у входа в отель машину и отправилась на этот странный «бал у сатаны», затеянный Мустафой, видимо, для того, чтобы труппа погрузилась в нужную атмосферу и естественнее восприняла малопонятный для многих ее членов материал. А там, на балу, произошло нечто… странное, неожиданное, яркое, смутившее ее и спутавшее все представления.
Набросив на плечи белый пушистый гостиничный халат, Катерина мельком глянула на себя в зеркало. Из золоченой рамы на нее уставилась в ответ болезненно-худая, изможденная женщина неопределенного возраста. Лицо гладкое, без морщин, однако настолько усталое, потухшее, что легко могло бы принадлежать и старухе с хорошей от природы кожей. Свешивавшиеся на лоб рваными прядями остриженные по мочки ушей некогда русые волосы, сейчас заметно присыпанные сединой. Бескровные, сжатые в узкую линию губы. Тонкие, как птичьи лапки, руки, судорожно комкающие у горла отвороты халата. Трудно было представить себе, что эта унылая, неинтересная, усталая женщина еще каких-то восемь часов назад кружилась в вальсе, облаченная в роскошное платье, смеялась, откидывая голову, флиртовала… Целовалась с прекрасным незнакомцем на продуваемой морским ветром террасе. Целовалась так, будто для нее не было ничего более естественного, чем вот так вот отдаваться в чужом доме царящей в нем атмосфере сексуальной игры, смеяться приглушенно и подставлять шею под горячие губы. Словно все это было для нее обычным делом, и интерес к ней удивительного, искрящего молодостью, красотой, обаянием и талантом мужчины принимался ею как должное.
Катерина передернула плечами, сбрасывая снова начавший кружить ей голову вчерашний морок, прошла по комнате и выглянула на балкон. Прекрасный отель «Хилтон Босфорус», в котором располагался ее номер, стоял на возвышенности, и с балкона открывался удивительный вид. Прямо внизу, под окнами, цвел сказочный сад с высокими деревьями, аккуратными клумбами и множеством затененных укромных уголков, за ним начинался городской парк. Кате видно было, как, змеясь, спускается по склону скоростное Стамбульское шоссе, как встают внизу величественные очертания недавно построенного суперсовременного стадиона «Водофон», как выглядывает из-за него дворец последнего турецкого султана. А дальше, еще дальше, медленно катит свои воды Босфор, этот вечный путь, соединяющий Европу и Азию. В этот утренний час канал был запружен разнообразными судами, кораблями, огромными баржами, издававшими низкие протяжные гудки, белоснежными частными яхтами, спешащими унести своих хозяев от городской суеты. Над водами канала высилась девичья башня, в которой, как знала Катя, некогда заточали непокорных султанш. А в небе над всем этим великолепием парили изящные белокрылые чайки.