— А я чем буду? — спросила Казя.
— Чем хочешь.
— Ну так я буду женою мазура. Надену розовую юбку, цветной фартук с лентами, синий суконный кафтан, застегнутый на пуговицы, с красивыми фалдами и красными отворотами сзади и отложным воротником. А голову повяжу платком и воткну в. него цветок.
— А я оденусь испанцем! — крикнул Генрих из угла.
— Ну так мы с тобой играть не будем! — ответил ему Стась, — все мы будем одеты поляками и испанцев нам не нужно.
— Да! Да! — крикнули дети. — Мы все будем поляками!
Генрих сильно сконфузился.
ЧТО ДЕЛАЛ КУРТА НА ДВОРЕ
У Курты не мало было работы на дворе. Даже слишком много, если подумать, что собака была о трех ногах: четвертую она давно уже потеряла в какой-то военной переделке.
Чуть забрезжило утро, Петушок Красный Гребешок крикнул ему через забор со двора: «С добрым утром, сосед!» Курта тут же сорвался, побежал в сени, стал скрести лапой дверь, пока хозяйка не вышла с ведром за водой. Курта весело прыгал вокруг нее: знал он, что вода эта пойдет на похлебку к завтраку, и когда хозяева наедятся, остаток отдадут ему. Но до завтрака еще далеко. Хозяйка внесла воду в избу, вымыла униат, захватила с собой скамейку и пошла доить коров.
Курта знает, что он там не нужен. Чего доброго, молоко разольет. Он и не идет в хлев, а вертится около хозяина, который точит косу на пороге избы и собирается косить луг. Солнце взошло ведреное (в поле так и пахнет росой), жаворонки заливаются в воздухе, как Божьи колокольчики. Хозяин рад такому золотому деньку, посвистывает весело, а Курта машет хвостом и тоже рад-радешенек, хоть и сам не знает, отчего.
— Помни, Курта, — говорит хозяин, — ты мне дом стереги, когда хозяйка понесет завтрак, или обед в поле. Сохрани Бог какая беда стрясется, со мной будешь дело иметь! — Курта знает, что ради спокойствия собственной спины ему лучше дел с хозяином не иметь, поджал только хвост, ласкается, полаивает тихонько, точно говорит: «Уж ты не бойся, хозяин, все тут будет в порядке».
Ласточки из гнездышка на свет Божий вылетели, из избы выходит Мацек — пастух — и подходит к Курте.
— А, здравствуй, Курта! Здравствуй, пес! А что ты нынче ночью делал?
Тут Курта и рассказывает ему, как может, а хозяйка уже подоила коров и идет назад. Мацек подпоясался ремнем, взял в руки огромный кнут и погнал корову в поле. За коровой бежит теленок, задравши хвост. Курта помчался за ним. Известное дело, теленок ведь глуп, еще беды наделает, да и корова не прочь щипнуть то, что совсем не для нее, свежие всходы, или еще что. Мацек кнутом машет, а Курта забегает то с правой, то с левой стороны, пока благополучно не выпроводил их всех втроем за ворота.
Налаялся он за этой работой и устал, — вбежал в избу и сел на задние лапы у печки, где хозяйка уже обед варила. Вода кипит, шипит, а Курта только хвостом помахивает от радости… Вдруг маленькая Марися вздохнула и заплакала в колыбельке. Курта очень любит маленькую Марисю — вскакивает и бежит, похрамывая, от печки в угол, где стоит колыбелька, кладет на нее морду и лижет Марисю красным языком, — раз, другой. Как только увидела Марися Курту, сейчас и рассмеялась; а хозяйка уж выливает дымящийся борщ в миску, режет хлеб, кусок для хозяина, кусок для Мацька; сама поела, подлила немного воды в остальное и крикнула:
— На, Курта, на!
Курте нечего было повторять этого два раза. Аппетит у него всегда был хороший, а по утрам ему казалось, что он мог бы съесть целого быка, конечно, если бы он был… волком.
Подбежал он к миске, уткнул в нее морду и хляп, хляп, хляп!.. Вылакал все дочиста, да еще и вылизал хорошенько. Хозяйка тем временем накормила маленькую Марисю, умыла, волосы причесала, чистую рубашечку надела и посадила на песок у избы. А тут уж и куры закудахтали в курятнике, надо их выпустить; пошла хозяйка заглянуть в курятник, не снесла-ли какая-нибудь курочка яйца. Только открыла она дверь, как все куры со страшным кудахтаньем и шумом вылетели на двор, перелетели через забор — и не догонишь! А Курта за ними! Куры кудахтают, Курта лает, точно загоняет, а на самом деле пугает их еще пуще — вот хозяйка и кричит:
— Курта, сюда! Курта, назад! Курта, сюда!..
Все нипочем! Как погнался он за одной курицей, гонял ее до тех пор, пока не вырвал двух перьев из хвоста, только тогда и успокоился, вспотевший, уставший, и высунул язык.
Хозяйка шлепнула его за это раз, другой по морде, потом бросила и оставила в покое: она спешила нести завтрак в поле. Взяла борщ, хлеб, Курта смотрит на нее так жалобно: ему тоже в поле хочется!