— Э… всегда эти уроки…
— Ну так побегай по саду; там после вчерашнего дождя расцвело много прекрасных цветов.
— Э… всегда этот сад…
— Но, быть-может, ты пойдешь со мной в поле? Как-раз кончают жать рожь, отец там с жнецами, — отнесем ему ужин.
— Э… каждый раз в поле… что там интересного в поле?
— Ну так возьми иголку и пошей немного, или для себя, или для куколки…
— Э… всегда это шитье!..
— Ну так, может — быть, тебе дать книжку с картинками, которую подарил тебе дядя? Почитаешь.
— Э… да ну, вечно это чтение…
— Ну так, может быть, ты хочешь поиграть в свое хозяйство? Я дам тебе немного миндаля, изюму, яблочко, пирожное и ты устроишь бал для себя и для Яся.
— Ну вот… какое там хозяйство!
— Ну так чего же ты, собственно, хочешь, моя Эвуня?
— Разве я знаю?.. Мне скучно!..
— Ну, моя деточка, старайся чем-нибудь заняться, развлечься. Ты станешь невыносимой для себя и для других тем, что вечно хмуришься и бродишь из угла в угол без всякой цели. Посмотри только, как светит солнце, как ласточка собирает корм для своих малюток, как пчелки роем вылетают из улья на цветущий клевер; посмотри, как все, что живет, кружится, суетится и наслаждается жизнью. Слушай, как несется с поля песня жнецов, как весело поют птички, как радостно жужжат мушки.
Ты одна только ходишь насупившись, праздно, ты одна не принимаешь участия в этом движении, в этой всеми охотно исполняемой работе, в этом всеобщем веселье.
— Чем же я виновата, мама, если мне скучно?..
И об это маленькое слово «мне скучно» разбиваются все усилия мамы развлечь, расшевелить, занять Эвуню.
Эвуня начинала зевать уже с утра, за уроками зевота доходила до того, что делалось страшно, как-бы ее ротик не разорвался; обед не нравился, игрушки не привлекали и все эти неудовольствия выливались в хныканье, которое Ясь сравнивал с осенней слякотью. Напрасно папа привозил игры и игрушки, напрасно тетя наряжала красивых кукол, напрасно дядя присылал красивые книжки с картинками, напрасно бабушка подарила нашей девочке шкатулку с шерстью, канвой, иголкой и маленьким серебряным наперстком. Все это лежало забытым, нетронутым, покрытым пылью, а Эвуня зевала и зевала, и бродя из угла в угол, давала на замечания мамы один только ответ: «а если мне скучно?..»
Однажды к родителям Эвуни приехала тетушка, у которой тоже была дочурка Яня и, когда заговорили о той вечной скуке, на которую жаловалась Эвуня, тетушка усмехнулась и сказала:
— Уж я бы нашла лекарство против этой скуки. Позвольте только Эвуне поехать хоть на месяц ко мне, и я ручаюсь, что она вернется совершенно другой…
Взглянули родители Эвуни друг на друга и согласились на такой опыт.
— Ну! — решил отец, пусть едет, может-быть, ей будет веселее в чужом доме.
— Пусть едет! — повторила мать, хотя ее сердце сжалось при мысли, что она целый месяц не увидит свою единственную дочурку. — Я предпочитаю, чтобы она была далеко, только бы не видеть каждый день ее гримас. Что же делать!..
Вспыхнула сразу Эвуня при этих словах мамы, но это едва ли продолжалось минуту. Вскоре по своему обыкновению, она начала зевать и хмуриться.
На следующий день тетушка увезла ее с собой. Дорога была длинная, продолжалась целый день, и разоспавшуюся девочку перенесли из экипажа прямо на кровать. Однако ранним утром ее разбудил милый и веселый голосок:
— Вставай, соня, уже седьмой час! Жалко терять время, солнце светит так ярко!
Эвуня открыла глаза и увидала девочку одного с нею возраста, в свежем платьице с красиво причесанными волосами, к которым была приколота ветка жасмина. Личико девочки цвело здоровьем, глаза были похожи на покрытые росой васильки; ловкие, живые движенья делали ее похожей на птичку, которая остановилась на минутку, чтобы пощебетать и сейчас же улететь.
Это была Яня, единственная дочурка тетушки.
Эвуня хотела быть любезной и попробовала улыбнуться на приветствие, но открывши рот, только громко зевнула.
— Не открывай так широко рта! — сказала со смехом Яня, — а то в него воробей влетит. — Эвуня сконфузилась и села на кровать. А Яня уже за это время вытряхнула ее чулочки, подала ей юбочку и, щебеча как ласточка, помогала одеваться отяжелевшей и ленивой девочке.
— Спеши же, спеши! — говорила она. — Пойдем сейчас в столовую готовить завтрак для мамы и для себя. Папе я уже давно подала кофе.
Эвуня широко открыла заспанные глаза. Как так? Она должна готовить завтрак и себе и кому-то еще?
Ведь дома ей всегда подавали все готовое, она даже не знала, как и откуда все это берется и кто этим занимается.