— Это полынь, барышня!
— А она от каких болезней?
— Э… это лекарство не для вас, барышня. Не так это сладко, не так вкусно, как березовый цвет. С полыни нужно общипать листочки, опустить их в бутылку, залить водкой, поставить на солнце, и пусть ее стоит! А когда придет время, и человек почувствует боли в желудке или озноб — нужно налить немного в рюмку этой водки, выпить — и согреет она так, что прелесть! Страшная горечь в полыни, но против болезней она очень часто помогает.
— А это что? — спросила Манечка, коснувшись белых корешков, нарезанных мелкими кусками.
— Это зинзивей, детка.
— Как зинзивей? Разве я зинзивея не знаю. Ведь у него розово-лиловые колокольчики, а в каждом колокольчике точно маленькая пуговка… Ведь он в саду у забора растет.
— Вы знаете одно, — сказала Фоминична, — а я знаю другое. Одно дело цветок, а другое корень. Только он промыт и высушен. Это лекарство от кашля, от удушья. Старая Петровна говорить не могла от хрипоты, а когда я ей зинзивейного корня наварила, медом подсластила и пить дала, так и хрипота прошла.
Но Манечка уже побежала дальше. Перед ней лежали груды бледно-зеленых листьев, расправленных как крылья на лету.
— Это липа так цветет! — крикнула она весело. — А зачем ее так много?
— Пригодится! Иногда на человека такой жар, нападет, что ему бы только пить и пить. Сваришь ему липового цвета, немного подсластишь и дашь. Это очень приятно в жару да в горячке… У больного руки так и тянутся к чашке.
— А это ромашка! — крикнула Манечка, засовывая руки в груду белых цветочков.
— Ромашка, барышня, ромашка! Только есть два сорта ромашки. Одна простая, песья ромашка, она ни на что не годится. И есть другая, настоящая — она растет маленькими цветочками и очень помогает человеку от болей в желудке.
— А это что? — спросила Манечка, указывая на сито, полное желтых цветочков.
— Это коровьяк. Я его насобирала потому, что старый плотник часто кашляет и страдает от удушья. Это смягчает горло. Особенно, когда сделаю я ему полосканье из шалфея и добавлю пчельнику, так старик совсем поздоровеет.
— Богородская трава! — крикнула Манечка. — А это на что тебе, Фоминишна, столько богородской травы? А как пахнет! У меня сразу защекотало в носу, когда я вошла. А-чхи! А-чхи! — стала она чихать шутливо.
Старая Фоминична смеялась, кивая головой.
— Ох, дитятко! Ох, барышня! Да ведь мало ли этой травы я насобирала и для того, чтоб купать вас, когда вы были маленькая. Горсточку или две этой травки положить в ванну, прибавить отрубей, так ребенок растет, как цветочек в саду.
— Ага! В ванну!.. — рассеянно говорила Манечка. — Скажи же, Фоминична, где ты все это собираешь?
— Да где растет, там и собираю. Одно дома, другое в лугах, третье в поле, в рвах, на горках, на песке… Где Господь приказал расти этим травам. У каждой есть свое место. А так как у старой Фоминичны работы теперь нет, стара она стала, года к земле ее клонят, — так встанет она рано утречком, на палочку обопрется, мешок за плечи, возьмет корзинку и пойдет, бормоча молитвы, собирать с земли эти травки… Тут пчелка прожужжит, там птичка чирикнет, тут кузнечик застрекочет, там зеленая лягушка глянет из-под листка, а где-нибудь на пастбище дудочка заиграет. А солнышко светит себе на небе, ветерок гонит тучки как белых ангелочков, а колосья и травы шумят да шумят, словно они с человеком разговаривают. Ох хороша наша земля, хороша! И хлеба она даст, и воды ключевой, и тени даст, и плодов всяких, и травы вырастит против разных болезней. Если бы люди любили ее так, как их любит эта добрая мать…
Задумалась старушка и стала качать седой головой. А Манечка, у которой глаза горели как две звездочки, обняла ее за шею и сказала:
— Няня! Нянечка моя! Когда ты еще раз пойдешь за травами, то возьми и меня с собой.
— Отчего же, возьму, если мама позволит! Но нужно вам, цветик, рано встать, на росе лучше всего собирать!
— Встану, няня, встану!
ДЕРЕВЕНСКАЯ ИЗБА
Изба Лучины большая и чистая. Лучина любит порядок, она знает, что порядком можно и бедность прикрасить. Время от времени она приносит немного известки, белит печь и стены; иногда известки хватает и на почерневшие балки потолка. Дверь в избу сколочена из сосновых досок. Когда солнышко заблестит на востоке, смолистые щели и суки просвечивают словно золотом.