Меж камней в пустыне дикой окровавленный тюльпан —
Я камнями милой ранен, я того цветка двойник.
Алишер Навои.
Ночь выдалась на удивление прохладной для поздней весны в Эдирне. Деревья, едва покачиваясь под натиском восточного ветра, словно кланялись в ноги девушке, которая неспешно прогуливалась по саду внутреннего двора султана Мурада II. На ней было лишь легкое нижнее платье и накидка из тончайшего светлого сукна, расшитого золотом.
Весь дворец давно спал, только она никак не могла отыскать покой. Ноги сами привели ее в сад, где царило безмолвие и умиротворение, такое необходимое ей в последнее время. В мыслях то и дело всплывал образ ее кузена Мехмеда – будущего султана Османской империи. Она не уставала напоминать себе о том, кто он такой и что произошло всего пару лет назад в его покоях. То был наглый, озлобленный на весь мир мальчишка, опьяненный свалившейся на него властью.
Но не сейчас. Теперь каждый раз, когда она его встречала, перед ней представал взрослый, рассудительный мужчина, в глазах которого плескалось такое несвойственное для него раскаяние. Он изменился, и перемены в нем крайне поразили такое чуткое и доброе сердце девушки – его высокомерие сменилось почтительностью, неприязнь к учебе – жгучей тягой к знаниям, его вспыльчивость теперь находилась в уздах холодного разума. Но более всего ее удивило то, как Мехмед тянулся к ней – так искренне и открыто, и в то же время напористо и откровенно. В мыслях то и дело мелькали воспоминания их первого поцелуя, его рук, ласкающих ее шею, его черные глаза, в которых горел лихорадочный огонь.
Будущий султан проявлял к ней однозначные знаки внимания, и это не могло не польстить ей. Ежедневные дорогие подарки уже стали чем-то обыденным и привычным. Шехзаде Мехмед планомерно завоевывал Лале, как воин завоевывает неприступную крепость – без колебаний и сомнений, с выстроенной заранее стратегией.
Она совершенно запуталась в том, как ей следует к нему относиться. Ее друзья – Аслан и Влад были настроены весьма скептически к будущему правителю. Влад, которому она совсем недавно признавалась в сердечной склонности, не по своей воле отступил на второй план. Она чувствовала себя безмерно виноватой перед ним, поскольку никак не могла противиться такому сильному и пугающему притяжению Мехмеда.
«Как же гадко лгать своему любимому. Нет, это нужно прекращать. Я должна забыть о Мехмеде! Должна…»
— Лале-хатун? — позади девушки послышался низкий мужской голос, — Что вы здесь делаете ночью одна?
Лале вздрогнула и обернулась, уперевшись взглядом в темную фигуру своего кузена, чей голос она узнала почти сразу же. Он рассматривал ее с нескрываемым удивлением и тихой радостью.
«Словно знал, что я сейчас о нем думаю».
— Вы кого-то ждете? — на лице Мехмеда тут же появилось напряженное выражение, словно его мысли посетила неприятная догадка.
— Нет, шехзаде Мехмед, я никого не жду, — успокоила его Лале, — Я не могла уснуть и решила прогуляться по саду. Свежий воздух всегда меня успокаивает.
— Вас что-то гложет? — в его голосе слышалось искреннее беспокойство. Он приблизился, но тут же остановился, заметив, как дернулась Лале. Мехмед знал, что должен быть осторожным и терпеливым, если хочет заполучить ее расположение.
— Ничего из того, что было бы достойно вашего внимания, — Лале отвернулась и взглянула на цветущее дерево, чьи бутоны теперь находились в паре кадем{?}[Кадем – несуществующая единица измерения, используемая в Османской империи, равная 36,6 см. или 37,9 см. ] от нее. Потерявшись в своих мыслях, она совершенно не заметила, какая красота таилась вокруг. — Мне бы не хотелось обременять вас своими проблемами.
Мехмед некоторое время молчал, будто раздумывая о том, что сказать.
— Вы избегаете меня, не смотрите в глаза. Остерегаетесь, — шехзаде сделал шаг к ней навстречу, — Чувства переменчивы, я понимаю. Ночью одно, наутро другое. Я не вправе ничего требовать от вас, — еще шаг, — И все же мы с вами семья и должны поддерживать друг друга, особенно в такое сложное для страны время, — Лале не заметила, как он подошел почти вплотную к ней. — Одно ваше слово, и я более не преступлю черту.
Лале молчала, не двигаясь, лишь ветер трепал полы ее длинной накидки. Она, наконец, посмотрела в глаза шехзаде и больше не смогла отвести взгляд. Ее губы вспыхнули, вспоминая их поцелуй. Тело поддалось вперед, изнывая по жестким горячим рукам. Это было похоже на лихорадку, на болезнь, от которой она уже не оправится.
— Порой глаза могут сказать больше, чем слова, — Мехмед, заметив перемену в ее взгляде, одним шагом сократил расстояние между ними.
Капкан захлопнулся. Он прильнул к ее губам, словно путник умирающий от жажды к кувшину с живительной водой. Он восхищался и ужасался тому, какой властью над ним она теперь обладала. Его руки аккуратно скользили вдоль накидки, изучая ее юное тело, но не выходили за такие хрупкие рамки приличия.
Впрочем, приличия — последнее о чем думала Лале, цепляясь за кафтан шехзаде и с упоением впиваясь в его губы. Мысли о том, что правильно или неправильно терялись под напором крепких рук, которые обхватили ее за талию и прижимали к себе. Она желала и одновременно боялась того, что он может разорвать поцелуй.
Словно прочитав ее мысли, Мехмед отстранился и взглянул на нее с едва сдерживаемым желанием и обожанием.
— Вы простите меня, Лале-хатун, за эту дерзость? Я не должен был, но…
Лале прервала его сбивчивую речь поцелуем, таким мягким и неожиданным, и таким дорогим для шехзаде. Девушка не понимала, что с ней происходит, ее будто лихорадило, и только когда он вот так обвивал ее тело своими властными руками и напористо целовал, она чувствовала себя умиротворенно. Он приник к ее шее, очертив дорожку из поцелуев к самому уху. Его руки теперь более уверенно спускались чуть ниже поясницы, исследуя каждый сантиметр горячего тела, ведь уже она, а не он, проявила инициативу.
Лале шумно выдохнула и ухватилась за пряжку его ремня, отчего все тело шехзаде напряглось. Он был близок к тому, что бы, наплевав на все мыслимые и немыслимые правила приличия, повалить ее на землю и сорвать одним отточенным движением всю ее одежду. От одной только мысли об этом у Мехмеда закружилась голова, но он понимал, что все должно случиться не так и не здесь. У него давно была готова стратегия завоевания своей кузины, которой он планировал придерживаться. С трудом заставив себя, он отстранился от девушки.
— Уже поздно, Лале-хатун. Я должен проводить вас в ваши покои, — спокойно произнёс Мехмед.
Лале опешила от такой резкой перемены в поведении шехзаде. Не произнеся больше ни слова, он направился в сторону дворца и девушке не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.