— Вместо извинений она просила больше никому не рассказывать. — Зоя вытащила из портфеля жестяную банку с энергетиком и щёлкнула крышкой. — Она не думала о том, что сделала мне больно. Её волновало лишь то, что о ней подумают. Кто в этом виноват? Кто теперь уж скажет?
— И всё равно это не дело выгонять из клуба Волонтёров! — хмуро заметил Гриша, наблюдая за тем, как подруга пьёт свой энергетик.
Зазвенел звонок и постепенно из аудиторий стали выходить студенты. Зоя, убрав банку, промокнула губы краем свитера и, обернувшись к Грише, ответила:
— Всё что ни делается, всё к лучшему. Зато я смогу полностью посветить себя группе. Разве не прелесть?
— Ещё какая.
Гриша не на миг не поверил её напускному оптимизму. Знал, как важен был для неё этот клуб. Возможно, девушка с самого начала понимала, что не сможет так долго оставаться там. Возможно, морально готовила себя, поэтому сейчас так стойко переносит всё это. Она была из людей идейных. Из тех, кто смотрит на мир широко раскрытыми глазами и свято верит в то, что его можно изменить. Зоя просто не смогла бы сидеть на месте, ничего не делая и ни о чём не мечтая. Клуб Волонтёров давал возможность делать хоть что-то хорошее, и девушке это нравилось. Безмерно нравилось, когда люди объединялись для того, чтобы заняться общим делом. В этом она видела суть человечности.
— Прости, что меня не было рядом. — произнёс на одном дыхании Гриша, смотря в её глаза. — Мне действительно очень жаль.
После выпуска разговаривали они лишь пару раз. Обменивались в коридорах быстрыми кивками, иногда беседовали, стоя в общей очереди в буфет. Каждый из их класса пообещал после выпуска встречаться как можно чаще и, впрочем, как это обычно бывает, они ни разу после этого полноценно не гуляли. Каждый из одноклассников зажил своей жизнью; вошёл во взрослый мир в поисках своей судьбы и людей, разделяющих собственные взгляды. Только, судя по всему, они вместе с Кириллом и Зоей из этого течения жизни выпали. Выпали и теперь цеплялись друг за друга, обнаружив прежнюю лёгкость рядом с друг другом. Их собрала Зоя, и в её предложении они видели возможность облегчить свою неудавшуюся взрослую жизнь. Только вот Гриша совершенно забыл, что и у Зои были свои причины прийти в тот вечер на холм.
— Тебе было не до этого. Ты потерял мать. Это я должна была поддержать тебя.
— Многие утопают в проблемах, из-за чего не слышат просьбы о помощи. — Гриша задумчиво посмотрел на свои ботинки. — В этом никто не виноват, но так мир становится слишком одиноким и серым. Ведь никто друг друга не слышит. Только вот решать проблемы вместе было бы намного эффективнее; главное тут взаимность. Вместе всегда легче переживать невзгоды.
— Мне жаль, что я не поддержала тебя. Потерять подругу не так страшно, как потерять мать. — Зоя опустила глаза на свои ноги. — Это я должна извиниться перед тобой. Всё ругаю Кирилла, а сама ничем не лучше. Уход Гели не стал концом света, но я зациклилась на этом. Пыталась что-то доказать. Ненавидела. Ты один из нас не опустился до ненависти.
— Обесценивать свои чувства не надо. — Гриша усмехнулся. — Боль, маленькая она или большая, всё равно боль; не нужно сравнивать её с другими, не нужно выяснять, кто больше страдал и кто больше заслужил поддержки. Одиночество, как и попытка оттеснить свои чувства, — довольно страшные вещи. А что на счёт ненависти. Кто сказал, что я никого не ненавижу? Ненавижу своего слабого отца, ненавижу судьбу, что так поступила с моей матерью. В этом мы одинаковые.
Зоя приблизилась к Грише. Сочувственно похлопала его по плечу. Она очень хотела помочь, но совершенно не знала, что, в данном случае, уместно сказать. Гелю рано или поздно она сможет забыть, понимая, что не была Дорофеева настоящей подругой. А вот он потерял мать и уже не сможет её воскресить. Такая боль, к сожалению, вечна. Всё равно, что жить с неизлечимой болезнью. Есть только одна вещь, которую люди не в силах поменять. Это смерть. Смерть — это точка, и нет в ней ничего красивого и романтичного.
На девушку вдруг внезапно накатил стыд. Всё это время она сидела в клетке из собственных разбитых надежд и жалких воспоминаниях прошлого и даже не пыталась взглянуть трезвыми, не замутнёнными болью и ненавистью глазами на мир вокруг. Она чувствовала себя преданной всем миром и не принимала то предал мир не только её. Да и предавал ли вообще? Мир такой, как он есть, и вопросы о его справедливости весьма глупы и наивны. Возможно, мир то и вовсе не виновен. Виновны люди, что отчаялись и сдались. Люди, что остудили сердца и вместо того, чтобы дать им разгореться.