– Бог тебе велит быть такой… злой, да, Аня?
– Ты ничего не понимаешь.
– Нет, правда, я не понимаю. Я только понимаю, что Нике плохо без тебя, мне плохо без тебя…
– Не смей ничего говорить! – Анна подняла на него полные ненависти глаза.
Ненависти, или ему так казалось…
– Аня… Ну когда-то же должно это прекратиться…
– Прекратиться что?
– Почему тебе здесь не становится лучше? Может быть, стоит попробовать вернуться и жить дома, и там…
– Ты не понимаешь, что говоришь. На другом языке разговариваешь. Я тебе сказала: в моей жизни есть Бог и… и этот сад. Все.
– Что ты делала зимой, Аня? – вздохнул Антон. – В саду…
– Снег чистила и молилась. И делала все, что нужно. Хлеб пекла, убиралась, компьютерные программы писала…
– Компьютерные программы?
– Да, – пожала плечами Анна. – Для вышивок на облачениях. Что тут такого необычного?
– Ты вся такая… – Антон пытался подобрать слова. – Неспокойная, Аня.
– Какая есть, – резко ответила Анна и отвернулась, чтобы уйти.
– Так и уйдешь?
– А что ты еще хотел?
– Аня… Но ведь я же вообще ни в чем не виноват.
– Бог рассудит, кто в чем виноват, Антон. Прощай. Не надо бередить душу, не надо сюда ездить. Живите как можете. Благослови вас Бог.
– И на том спасибо, Анюта, – вздохнул Антон, глядя, как жена широкими твердыми шагами, упрямо наклонив голову, пошла внутрь здания, уверенная, что он не последует за ней и не станет дальше бередить, раздражать, спрашивать, упрекать ее, одинокую, несчастную, которая, судя по всему, никакого покоя и мира в монастыре не нашла. Говорить об этом с настоятельницей он не стал и не будет впредь. Аня же не душевно больная, состояние которой нужно обсуждать с врачом…
Антон с Никой уехали, не стали купаться в озере, фотографировать монастырь, хотя вид со стороны озера был прекрасный, они оба, переглянувшись, убрали телефоны. Не до фотосессий им было. Антон не знал, как говорить с Никой. Как с ребенком, для которого мама всегда права? Или как с взрослым человеком – обсуждать тяжелое душевное состояние ее матери? Имеет ли он на это право? Все равно Ника еще не выросла. Ей пока нужна мать как опора, а не как родственница, за которой требуется уход и к которой нужно относиться осторожно, чтобы случайно не задеть, не растревожить… Правда, Аня не хочет, чтобы к ней хоть как-то относились. Она хочет быть одна. Не знать, что у нее есть дочь, муж, семья. Она в этом не виновата, виновата боль в ее душе. Как рану иногда требуется перевязать, чтобы она не соприкасалась с внешним миром. И там, под перевязкой, постепенно зарубцовываются поврежденные ткани, срастается даже кость. Только у Анечки, сильной, веселой, энергичной, почему-то ничего не срастается и не зарубцовывается.
Антон вспомнил, как увидел Анну первый раз. Он всегда знал, что когда встретит свою девушку, он поймет это сразу. И так и было. Анна шла с лыжами, в желтой куртке, белой шапочке, стройная, ловкая, румяная, что-то, смеясь, говорила своим двум подругам. Посмотрела на Антона – мельком, но задержалась взглядом на секунду. И этого было достаточно, чтобы какой-то загадочный импульс, сильный, короткий, но совершенно определенный, попал Антону в душу. Можно взглядом сказать что-то совершенно постороннему человеку? Конечно, можно. Антон развернулся и пошел за девушками, хотя он только приехал на подмосковную горнолыжную трассу, а девушки уже уезжали домой, накатавшись. Пока они укладывали лыжи в одну машину, Антон подошел к девушке в желтой куртке и, понимая, что времени у него совсем мало, с ходу сказал:
– Я – Антон Ласточкин.
– Красивая фамилия, – тоже сразу, не кокетничая и не кривляясь, искренне сказала девушка.
И у Антона не осталось никаких сомнений. Да, он правильно сделал, что пошел за ней. Только такой голос может быть у его женщины, только такая светлая улыбка, прямой взгляд, смеющиеся глаза.
– Мне неудобно просить ваш номер телефона, – смущаясь, проговорил Антон.
– Просите, – засмеялась Анна. – Все равно записать не на чем.
– Я запомню, – быстро сказал Антон.
Девушка несколько мгновений смотрела на него, потом кивнула.
– Хорошо. Запоминайте.
– Сегодня вечером? – уточнил Антон. – Я позвоню сегодня вечером?
Девушка засмеялась, качнула головой, он не понял, что это означает. Антон позвонил, не в тот вечер, через пару дней, когда собрался с духом и знал, о чем с ней говорить. В следующие выходные они встретились, поехали вместе кататься на лыжах. Они оказались почти ровесниками, Антон – старше лишь на два года. Через месяц они решили пожениться. Антону было ясно, что до двадцати семи лет он искал Аню и вот нашел, ничего решать и долго раздумывать ему не нужно было. Ему казалось, что и Анна чувствует так же. Анна была совсем другая и одновременно в чем-то невероятно похожа на него, как сестра, росшая в том же детстве, в соседней комнате. Ника родилась у них через два года, была похожа на обоих. Рослая, как они оба, стройная, крепкая, с трех лет встала на лыжи. Все знакомые всегда говорили, что Антон и Анна похожи друг на друга, считали это залогом их счастливой семейной жизни. Так и было, до того злополучного дня.