Через неделю Вован встретил их в лесу с бабушкой, они собирали грибы и поэтому разбрелись. Бабушка шла медленно и осталась далеко позади, а девочка быстро побежала вдоль лесного рва, собирая скользких маслят и сыроежек на трепетных ножках. Грибов оказалось так много, что они не помещались в корзину, и девочка ссыпала их в подол. Вован дождался, когда они в очередной раз аукнутся с бабушкой, и выступил из-за дерева девочке наперерез, сам кряжистый как ствол.
Девочка хотела закричать, но не успела, он навалился на нее всем телом, зажав рот жесткой и бугристой как кора, ладонью. Девочка задыхалась, мотая головой по земле, и так отчаянно била ногами, что ему пришлось прижать их тяжелым сапогом, подбитым как в старину гвоздями. Гвоздь оцарапал ей ногу, и побежала тонкой струйкой кровь. Испугавшись крови, девочка замерла, перестав брыкаться. В ней что-то треснуло, словно прореха разошлась, и Вован с облегчением ощутил, как прорвался внутрь и давит ее незрелую мякоть.
Дернувшись в последний раз, Вован встал, пошатываясь, а девочка отползла назад, в разодранном до ворота платье и подтеками крови на бедрах, похожая на сорванный стебель, чей сок брызнул в разные стороны.
Вован принялся собирать выпавшие грибы, а точнее, месиво, передавленное их телами, и поспешно складывать ей в подол. Девочка стояла, оцепенев, с опущенными руками, и грибы падали на землю, как сквозь решето. Бабушка начала обеспокоенно звать ее, громче и громче, но девочка не отзывалась, и бабушка нашла ее по всхлипам. Вован давно ушел, шатаясь, в спешке оборвав пуговицу на штанах, и ему пришлось держать их всю дорогу.
Дома он не бросился на лавку, служившую ему постелью, а лег на родительскую кровать. С тех пор как умерла мать, он не касался ее устланной узорчатым покрывалом, с никелированной спинкой и горой подушек, кровать. Теперь Вован лежал с открытыми глазами, утонув головой в подушках, но не чувствовал ничего – ни радости, ни облегчения.
Утром его разбудило стрекотание мотоциклетки. Он решил было, что это почтальонша с пособием, и вышел на крыльцо, зная, что она брезгует заходить в избу, но приехал участковый в фуражке с блестящим козырьком. Участковый в избу вошел, и не только вошел, но и заглянул во все углы, даже толкнул дверь в уборную, где давно не выгребалась куча.
Вован угрюмо подчинился, когда участковый завел ему руки за спину, щелкая наручниками. Деревенские столпились на дороге, глядя, как его выводят. Кряжистый Вован не влезал в мотоциклетную коляску, ему было не согнуться, мешали то колени, то руки, он набычился, согнув могучие плечи, глядя исподлобья. Но вдруг он что-то заметил, просветлел лицом и улыбнулся – как человек, выстрадавший счастье. Участковый, приученный к бдительности, расстегнул кобуру и проследил его взгляд: на обрывке проводов, давно отрезанных за неуплату, под крышей дома сидела ласточка.