пожа Фэйджоу всегда презирала - искусство тонкой клеветы, язвительной недоговоренности, колкостей и распускаемых слухов. Подчиняясь требованиям приличия, господин Дэйлинь снял для иноземной красотки отдельный уединенный павильоном в ивовой роще. И, стоило слугам впервые зажечь шелковые фонари на террасе, как в дом сразу же заспешили посетители. Пока никто из них не оставался на ночь, только до позднего вечера, так что господин Дэйлинь не мог упрекнуть свою пассию в неверности и ветрености. Хеладоне прислуживали девушки, нанятые в Сайзуани - и служанкам госпожи Юлань удалось довольно быстро подкупить их. Отныне госпоже Юлань всегда было известно, кто посетил Ивовый павильон, какие разговоры вел с хозяйкой и какие планы строит рыжая иноземка - дабы своевременно им воспрепятствовать. Юлань переманила к себе бОльшую часть гостей, приглашенных Хеладоной на празднование Летнего Равноденствия. Юлань науськала на соперницу въедливых чиновников из Гильдии куртизанок, от которых иноземке пришлось откупаться щедрыми взятками - и распустила слух о том, что Хеладона ублажала чинуш в своей спальне, что недостойно истинной куртизанки. «Иноземка не умеет ни петь, ни танцевать, ни слагать стихи, ни поддерживать интересный разговор, - между делом роняла Юлань в беседе с гостями. - Да, не спорю, она хороша собой. Яркой, но мимолетной красотой розы, осыпающейся с наступлением первых заморозков. Она мастерица пускать пыль в глаза, в ее раковине не скрыто потаенной жемчужины. Она красит волосы, а взгляд у нее - ну в точности как у овцы, забывшей дорогу домой! Вы никогда не задумывались, почему она никогда не упоминает о своей родне и своем прошлом? Возможно, ей есть, что скрывать?» Лето госпожи Юлань прошло за разбрасыванием ядовитых семян. Она могла торжествовать победу: собравшись в столицу, господин Дэйлинь не взял Хеладону с собой. Рыжая девка из Лаулеза осталась в Сайзуани. Как доносили служанки, иноземка пребывала в искреннем недоумении и огорчении, подурнела, часто злилась, кричала на прислугу и не могла достойно принять посетителей. Все чаще на калитке ее сада развевался оранжевый лоскут, символ того, что хозяйка дома больна или предпочитает одиночество. Завершая свой труд, удовлетворенный творец наносит последний штрих и оставляет подпись. Куртизанка, завершая знакомство, слагает прощальное стихотворение и оставляет на память поклоннику вещицу, которая будет напоминать о ней. Госпожа Юлань решила, что поступит так и в этом случае. Судья Моу собирает общество, дабы в кругу друзей отметить наступление первого осеннего полнолуния и предстоящее возвращение госпожи Юлань в столицу, так отчего бы не попросить его пригласить Хеладону? Пусть иноземка порадуется тому, что теперь ей предстоит сражаться только с девицами Сайзуани, но не со столичной знаменитостью. - В самом деле, - согласился господин Моу, добрейшей души человек и большой жизнелюб, покуда речь не заходит о справедливом воздаянии нарушившим закон. - Мы давно уже ее не видели. После отъезда Дэйлиня она замкнулась в своем павильоне. Чем она собирается платить за дом, хотел бы я знать, коли она не озаботилась поиском щедрых друзей и покровителей? Надо будет потолковать с ней - разъяснить, что к чему. Приглашение в красном конверте с печатью судьи Моу было отправлено в Ивовый павильон и вручено иноземке. Вскоре пришел ответ: она благодарит и, конечно, согласна придти. «Еще бы она была не согласна, - злорадно хмыкнула про себя Юлань, предвкушая, как нанесет завершающие штрихи на созданное ею полотно. - Нет-нет, я буду снисходительна и мила. Она ведь чужачка в чужой стране, не ведающая здешних порядков. Впредь будет умнее». Хеладона пришла вовремя - и госпожа Юлань воочию убедилась: осведомительницы не лгали. Победительный медный блеск волос лаулезки, казалось, слегка поблек и подернулся ржавчиной. Она не смеялась, не стреляла глазами по сторонам, пытаясь привлечь всеобщее внимание. Даже платье она выбрала скромных серо-синих тонов и почти без вышивки, весь ужин держась в сторонке от общего веселья. Юлань попыталась втянуть ее в разговор, но чужеземка, потупившись, отделывалась короткими «да» и «нет» - точь-в-точь робеющая ученица куртизанки на первом выходе к гостям. Для полного сходства ей не доставало только увесистой корзинки с косметикой госпожи и свернутых в узел запасных платьев. Госпожа Юлань не преминула слегка пошутить по этому поводу - с удовольствием заметив, какой злостью блеснули глаза иноземки. Так-то лучше. Какой смысл в сражении, если враг утратил волю к сопротивлению? На помосте перед террасой, где проходил ужин, завертелось, выстреливая разноцветными искрами взорвавшихся хлопушек, завертелось огромное колесо - начался праздничный фейерверк. Общество немедля потянулось поближе к ограждению: мастер огненных забав из дома судьи Моу славился своим искусством. Всякий год он придумывал нечто новое, и всем хотелось узнать, какая невероятная картина возникнет в небе на этот раз. Госпожа Юлань восхищалась фейерверками, но не любила оказываться так близко от огненного колеса. От грохота разрывающихся ракет и острого запаха сгоревшего пороха у нее якобы нестерпимо болела голова и закладывало уши. Подлинной причиной ее неприязни к фейерверкам были воспоминания о девице, на чье платье случайно упала пригоршня горящих искр. Бедняжка за пару ударов сердца вспыхнула живым факелом, и спасти ее не удалось. Потому, высказав гостеприимному хозяину все положенные комплименты, госпожа Юлань потихоньку отступила к дальней стене зала, устроившись в задернутой занавесями нише для оркестра. Музыканты, как и остальная прислуга, спустились в сад - глазеть, как в небе распускаются полыхающие цветы и огромная кисть чертит благопожелания гостям. Здесь Юлань чувствовала себя в безопасности и могла спокойно наблюдать за сверкающими росчерками хаотически мечущихся шутих. Одна из них шлепнулась в пруд, переполошив декоративных рыбок и панически разоравшихся лягушек. - Я знаю, это твоих рук дело, - говорившей не было нужды понижать голос, за треском фейерверков ее все равно никто не слышал. Юлань даже не подумала обернуться - она и так догадалась, кто стоит за ее плечом. У кого еще может быть такой пришептывающий акцент, как не у чужачки из захолустного Лаулеза? - Думала, не догадаюсь, кто виовен в моих несчастьях? - Думала, ты усвоишь одну простую истину: вина или невинность человека есть следствие его собственных деяний, - невозмутимо отпарировала госпожа Юлань. - Ты приехала в империю, рассчитывая, что тебе преподнесут прекрасную жизнь на золотом подносе? Ты ошиблась. Подумай над этим - и над тем, что у тебя еще остается шанс. Только размышляй в другом месте - ты мешаешь мне смотреть фейерверк. Хеладона зашипела сквозь зубы, в точности разъяренная кошка. Однако иноземка справилась с собой и произнесла почти спокойно: - Может, я еще и благодарить тебя должна, за преподанный урок жизни? - С твоей стороны это было бы проявлением немалого ума и предусмотрительности, - согласилась госпожа Юлань. - Но я сомневаюсь, что тебе свойственны эти качества. - Ошибаешься, - хмыкнула чужеземка. Что-то в ее интонациях насторожило Юлань. Куртизанке не успела оглянуться или шарахнуться в сторону - Хеладона с силой толкнула ее в спину, навалившись и прижав к округлому лакированному боку колонны. - Мне ведомо, что такое благодарность. Только не ваша, а наша, горская. Ты меня научила - я тоже кое-чему тебя научу, госпожа Высокомерная сучка, куртизанка высшего разряда. - Пусти! - Юлань и не догадывалась, что женщина может быть такой сильной. Вычурный наряд из множества слоев ткани сковывал движения, а когда она попыталась резко откинуть голову назад в попытке треснуть рыжую затылком по носу, та ловко уклонилась. И рассмеялась, посоветовав: - Кричи громче. Небо расцветилось ворохом зеленых и золотых звезд, медленно осыпавшихся на ночной сад и крышу особняка судьи Моу. Юлань видела силуэты гостей, восторженно обсуждающих фейерверк всего в десятке шагов от нее, скрытой толс