И очень ее любит. И она хорошо к нему относится и даже, может быть, любила, пока не встретился на ее пути он, Красин. И, наверно, муж почувствовал факт появления Красина. Ибо, как рассказывала она, раньше чувство ревности было совсем чуждо мужу, но теперь он ревнует. Причем ревнует тяжело, скрытно, стыдясь своего чувства, и от этого ей еще больней от его ревности. Наверно, он сейчас лежит в кровати и, закрыв глаза, притворяясь спящим, прислушивается к словам жены.
– Слушай, – сказал Красин торопливо. Он испытывал странное чувство, будто каждое его слово проникало в глубь больного и теребило его язву. Красин даже видел, как лицо Ягонова искажала судорога. – Я очень хочу тебя видеть. Завтра у меня день расписан до минуты, но вечером банкет в горах у водопада. Ты знаешь… Там всегда банкеты… Как только стемнеет, я удеру от них. Буду ждать тебя в десять на вершине горы, как раз над водопадом. Хорошо? Если ты придешь, скажи «да». Если нет, то я приду к тебе ночью, побью все стекла, затолкаю тебя в машину и увезу. Будет очень большой скандал. Кроме того, я могу порезаться, когда стану бить стекла. Я очень неловкий. Так да или нет?
– Да, – сказала она. – Вы правильно набираете номер, но это не диспетчерская, а квартира.
– Спокойной ночи, – сказал он, но в трубке уже слышались гудки.
Красин достал из холодильника бутылку чешского пива, – холодильник гостеприимным Гордеевым предусмотрительно был набит всякой всячиной, – лег, не раздевшись, на кровати и, прихлебывая холодный горький напиток, стал думать о Зое, об этой удивительной женщине, которую он знал всего лишь несколько часов, пять лет назад.
Тогда, пять лет назад, им удалось отделаться и от коварного друга – столпа города Гордеева, и зама – Вьюнка-Головушки-Кота. Они просто удрали по лианам, или по чему-то в этом роде, опутывавшим веранду. Она спустилась первой, скользнув вниз бесшумно, как кошка, и ждала его внизу, пока он, пыхтя и отдуваясь, пытался достигнуть земли. Ему даже казалось, что у нее светились глаза зеленоватым светом – то ли от звезд, то ли от люстр банкетного зала.
– Давайте я вам помогу. Не бойтесь, никто не увидит. А я никому не расскажу.
Как ни старался Ярослав Петрович обойтись без ее помощи, но все-таки ему это не удалось. У самой земли он бы сорвался с лианы, но она подхватила его, и он почувствовал, как под его тяжестью напряглось и задрожало Зоино тело. Оно было тонким, упругим, Красину пришло нелепое, даже кощунственное сравнение – как автомобильная рессора.
– Уф, ну и медведище вы!
– Все банкеты, будь они неладны!
– От одного я вас избавлю.
– Вы очень великодушны. Спасибо.
– Не за что.
– Ну так что?
– Ну так что?
– Я имею в виду: какие будут предложения?
– Я то же самое.
Она опять закурила, но старалась держать огонек: сигареты скрытно от веранды.
– Лучше всего пойти ко мне в гостиницу, – сказал Красин. – Там у меня в холодильнике ледяное боржоми и чешское пиво.
– Ух! – сказала она. – Знаете, чем соблазнять в такую духоту бедную женщину. Хорошо, пойдемте, хотя это и безнравственно: замужней женщине идти к женатому мужчине. Но у меня есть на это свои причины.
– Вы агент иностранной разведки?
– Как специалист вы не представляете никакой ценности ни для какой разведки.
Сказано было шутливо, но все же Ярослав Петрович был слегка обижен.
– Ну уж прям-таки…
– Верьте мне.
– Однако тогда зачем… Тогда я никуда не пойду, – решительно заявил Красин.
Зоя рассмеялась.
– Но это же глупо. Согласитесь. Вы отказываетесь от свидания с женщиной, которая вам явно нравится, лишь на том основании, что она не агент иностранной разведки.
– В самом деле, глупо, – согласился Красин. – Но… у вас будут неприятности…
– А мы в окно. Вы же живете на первом этаже.
Ярослав Петрович покачал головой.
– Все-то вы решительно знаете. По дороге вы мне расскажете, что к чему.
– Только лишь за бокалом ледяного боржоми.
Ночь была настолько темной, что они проникли к нему в номер, никем не замеченные. То есть, конечно, он прошел «сквозь дежурную», посвистывая и позвякивая ключом, который никогда не сдавал.
Красин хотел привлечь к себе внимание, чтобы его не искали, куда он запропастился. Зоя же влезла в окно. Теперь помогал ей он. Она оказалась легкой и сильной. Она подпрыгнула, подтянулась на его руках и через несколько секунд оказалась в номере.
– Вы бывшая гимнастка? – спросил он.
– Почему бывшая? Я и сейчас хожу в секцию. Правда, самая старая. Скоро, наверно, выгонят.
– Ну уж, ну уж. Садитесь.
– Да у вас тут царские апартаменты! Вот жук Гордеев! Скорее же давайте воды – умру от жажды, а в предсмертной записке напишу: «Пала от рук великого, но коварного Красина. За что – не знаю». Уж повозятся тогда с вами. Главное, не известны мотивы.
Ярослав налил ей холодного боржоми, и она с жадностью выпила почти всю бутылку.
– Ну а теперь рассказывайте, – сказал Красин. – А то на этот раз умру я. От любопытства. И вас-то уж и подавно затаскают. Скажут: «Угробили великого человека». – В голосе Ярослава Петровича невольно прозвучал сарказм.
Зоя села в кресло напротив приемника, нашла ритмичную мелодию и, вертя в пальцах бокал с боржоми, через некоторое время заговорила своим низким хрипловатым голосом:
– История моей… увлеченности вами банальна до невероятности. Это испытала почти каждая девчонка. Любовь ученицы к учителю. Почти у всех это проходит… А у меня вот не прошло…
– Вы… Вы слушали мои лекции? – удивился Ярослав Петрович.
– Да. – Зоя жадно затянулась сигаретой. – Я сидела в первом ряду.
– Черненькая такая, с косой?
Зоя покачала головой.
– Не пытайтесь угадать. Вы не видели никого, кроме своих проектов. Боже, какие фантастические проекты вы только не изображали мелом на доске! Ваши собственные проекты превосходили все, о чем я только читала. Я была влюблена в вас по уши… Хотя давно и, казалось, навечно любила: своего мужа. Он действительно замечательный… Я знала о вас все… Я писала вам любовные письма… Конечно, вы на них не обращали внимания или они до вас не доходили.
Красин пожал плечами.
– Я часами простаивала под вашими окнами… Несколько раз была на приеме… Я не преследовала никакой цели… Просто я не могла жить без вас… Видите, какие старомодные слова я вам говорю… Как в сентиментальных романах… Потом… мы уехали с мужем в этот город – он получил после защиты, как он считал, заманчивое предложение…
– В самом деле романтическая история, – пробормотал Ярослав Петрович.
– Ну… а затем произошло самое страшное, – продолжала Зоя, не слушая собеседника. – Вы стерли тряпкой на доске все свои чертежи, так красиво нарисованные цветными мелками.
– Но ведь не мог же я заниматься фантазиями, когда многие люди сидят без жилья! – невольно с пафосом, с каким он привык выступать на совещаниях, воскликнул Красин.
– Да… Да… Конечно… Я все понимаю… Не считайте, что я наивная дурочка… Вы прекрасный администратор, вас все любят и побаиваются… Но не обижайтесь, ради бога: как архитектор вы погибли.
Наступило молчание. Ярослав Петрович тяжело, обиженно сопел. Он ожидал легкого, приятного, несколько экзотического приключения, а вместо этого получил оплеуху. Огонек сигареты, казалось, уставился на него хитрым, насмешливым глазом.
– Вы не понимаете всей тонкости должности руководителя института, – начал Красин и тут же уловил в своем голосе оправдывающиеся нотки. Он постарался пресечь их, как умел это делать в нужный момент. – Я обязан прежде всего…