Я сжалась, ибо чудище замерло в двух шагах, вбирая носом воздух. Красные глаза с интересом изучали мою подвешенную за руки фигуру.
— Оставлю на десерт, — прорычал и кинулся к стене.
По гостиной прокатился бешеный вскрик, лязг цепей, а потом мерзкое чавканье. Пелена туманила зрение, я сглатывала стоны, моргая и пытаясь рассмотреть, что происходит. Уж лучше б не смотрела, честное слово. Потому что, когда увидела — меня вывернуло желчью.
Тварь рвала из бедра Винсана куски мяса и жевала с горловым урчанием.
Герцог даже не сопротивлялся. Лишь запрокидывал голову, выгибаясь, и беззвучно распахивал рот. То ли уже не было сил кричать, то ли по другой причине. Но глаза… я увидела его обезумевшие от нечеловеческих страданий глаза и чуть не разрыдалась. В них плескалась агония. Остекленевшие, глядящие в никуда.
Это были глаза человека, потерявшего последнюю надежду.
Ингубус оторвал от Винсана еще пару кусков, утер кровь с морды и куда-то ушел. В пропахшей смертью гостиной мы — связанные и истерзанные, остались вдвоем. Я не могла смотреть на то, что тварь сотворила с сокурсником. Штаны были стянуты до паха и оба мужских бедра и живот покрывали рваные раны со следами от зубов. Лужа крови под ним стала шире. Какое-то время он мелко дрожал, бряцая цепями, а потом провалился в беспамятство.
Сердце в груди сковало мучительное ожидание.
Очень скоро Винсан умрёт. И когда это случится, ингубус полакомится мной.
* * *
Время замерло.
Я висела на цепях, а около стены, то приходя в сознание, то проваливаясь в ничто, дрожал Ишен.
Замок ингубуса жил отдельной от хозяина жизнью. Когда огонь в камине начинал угасать, неведомая сила вливалась в пламя из ниоткуда, и оно взмывало под потолок с громким треском. В стенах скрипело, по лестницам бродили тусклые тени.
Боль грызла мне руки, пальцы онемели. Еще чуть-чуть и перестану их чувствовать. Все тело горело в лихорадке. Губы были сухими, из горла доносились тихие стоны. Очень хотелось пить, но стоило об этом подумать, грудь сжимал кипящий обруч. Скоро захлебнусь собственной кровью, и вдоволь напьюсь перед смертью, как вон Ишен, которому едва хватает сил дышать.
Я с трудом повернула туда голову.
Белое лицо, синие губы, изодранные бедра и живот. Сокурсник при смерти. Не знаю, какая тварь в Академии устроила нам эту ловушку и почему, но, клянусь, если выберусь из зазеркалья живой, найду и убью. И никакое дворянское происхождение в этот раз меня не остановит.
Неожиданно шею прострелил мучительный спазм. Я изогнулась, дергаясь на крюке. Чувствую себя беззащитной букашкой, залипшей в паутине и отовсюду, прикрываясь сгущающимися сумерками, ко мне тянутся мохнатые паучьи лапы.
Светлые духи, если бы я могла дотянуться до Рэна, позвать мужа на помощь. Я старалась, превозмогая боль, концентрировалась, но всякий раз получала ощутимый щелчок по лбу. Мысленные мольбы отскакивали от защитного барьера, как горох от стены. Никто не узнает, где мы находимся.
Мутную пелену боли разбавил хриплый стон:
— Помоги…
Винсан пришёл в себя, и то ли не узнал меня, то ли просто потерял рассудок и стонал единственное, о чем мог думать.
— Помоги…
Мне бы самой себе помочь.
Покачиваюсь на связанных руках и глотаю стоны боли. А еще, кажется, разбираю грохот штормовых волн о скалистое побережье. Надо же, их слышно даже в зазеркалье.
Когда тем осенним вечером, сойдя с Северного экспресса, я запрыгнула в повозку мистера Дюрбэ, то долго размышляла, почему Академия носит столь странное название. Сейчас всё встало на места. Штормовые волны и ураганный ветер неотъемлемая часть Эвер-Ниара. Возможно, заведение следовало бы назвать Академией Штормовых волн, но, наверное, это уже не так красиво звучит.
Забавно, я умираю, а думаю о всякой ерунде.
— Помоги, — снова хрипит на полу Винсан.
— Не могу, — голос чужой, надтреснутый и жалкий.
Выгляжу, должно быть, еще хуже. Духи, в кого я превратилась?
Представляю себе пугало на огороде и, мысленно улыбаясь, теряю сознание.
… Я снова в папиных воспоминаниях.
Бреду по темной штольне в окружении бригады рабочих, замученных травмами и обезвоживанием. Перед носом горит огонёк зажигалки.
Чувствую, выход на поверхность совсем близко.
Каменистая почва скрипит, отовсюду сыпется песок и гравий. Закрываю глаза, чтобы поймать поток воздуха, гуляющий по шахте. Когда лицо ожидаемо щекочет прохладный ветер, улыбаюсь. Руны удачи не подвели.
— Внимание, — кричу своим людям. — Выход вон там.
Вдалеке едва заметно светится пятно. Еще двадцать шагов, и мы различаем шум водопада и запах прелой листвы. Рабочие начинают ликовать, даже те, кто едва жив и кого несут на самодельных носилках.
— Тихо, — приказываю. — Громкие голоса могут вызвать новый обвал. Будем предельно осторожны.
Я первым подхожу к расселине в породе и буквально задыхаюсь от наплыва свежего воздуха. Огонёк зажигалки ложится на бок, сдуваемый ветром, и гаснет. Мы добрались! Обтираю грязное лицо руками. Глазам все еще больно смотреть на свет. К счастью, на улице ранний вечер. Солнце скрылось за пиками гор, и над лесом распростерлась теплая фиолетовая мгла.
Я несколько секунд вдыхаю лесную свежесть и собираюсь с силами для последнего рывка. Но когда пальцы упираются в камень, и я хочу вытолкнуть себя из шахты, путь преграждает чья-то нога в дорогом лаковом ботинке.
Воздух меняется, наполняясь нитями опасных плетений. Тот, кто бесцеремонно заступил дорогу — сильный маг. Пытаюсь его рассмотреть, и тут раздаётся насмешливый, холодный голос:
— Не так быстро, мистер дель Сатро. Ваше чудесное спасение из шахты в наши планы не входило с самого начала…
Из сумрака вырвал удар о пол.
Боль прострелила все тело, я выгнулась и только потом сообразила, что рухнула на каменные плиты. Сбоку, лязгая цепями, нечеловеческим голосом орал Винсан. Так мучительно громко, что я невольно сжалась в комок. Это далось тяжело. Тело одеревенело, я едва ощущала онемевшие от лютого холода конечности. Сквозь болезненную завесу, поняла — ингубус вернулся и опять… жрёт Винсана.
Сокурсник захлебывался криками, гремел цепями и бился головой о пол. А потом резко затих. В виски раскаленными молотками ударила кровь.
Умер?
Ответ рассыпался пылью, потому что в этот момент грубые пальцы с когтями разорвали рубаху на мне, и я… задохнулась от дикой боли. Стальные, как бритвы клыки впились в ключицу, выжигая тело огнём. На шею брызнуло горячим и вязким.
Кажется, я изгибалась и кричала, но ослепленная болью, не слышала собственного голоса.
Лишь где-то на периферии, разобрала смачное чавканье над головой, а потом вдруг рык, ярость и хриплую ругань. По-моему, ингубус сплюнул надкушенное. Я слишком устала. Сознание едва теплилось, я пылала в предсмертной агонии, но каким-то чудом почувствовала, как падший склоняется и всматривается в моё лицо.
Смотрел долго, внимательно, принюхивался, а после злобно проворчал:
— Иннэ-али самого Старшего принца? Вот это добыча ко мне угодила.
Глава 32. Иннэ-али
Из мрака выдернули близкие голоса.
Наверное, я была без сознания. Теперь же пришла в себя и содрогнулась. По-прежнему на полу. Прокушенная ключица горит огнём, тело ватное и нечувствительное, а сбоку в тряпье и запекшейся крови лежит Винсан.
Пламя в камине потухло. Стены и потолок тонули в липкой синеве. И снова мне чудятся отдаленные голоса, затем лязг металла и шелест подошв.
Ресницы предательски слиплись, открыть глаза не получается. Я вся обратилась в слух, не понимая, откуда тут посторонние звуки. Галлюцинации? Плод моего воображения? Вдруг под ухом раздались шаги.
Натянулась струной.
Опять ингубус?
Не похоже. Тварь хоть и была быстрой и ловкой, но каждое ее движение напоминало громовые раскаты, а тут легкая и уверенная поступь.