— Надо спасательные жилеты приготовить! — говорит Женя. Посадка на воду мне совсем не улыбается.
— А может, лучше на неразминированный аэродром сядем? — предлагаю я (об этом аэродроме на Малой земле нам на днях говорила Амосова).
— Ну нет, — решительно возражает Женя, — пусть лучше нас катера выручают!
Летим над водой, так как для полета над гористым берегом нам не хватает высоты. Изредка мигаю бортовыми огнями, с катеров отвечают дружелюбным помигиванием — видят, что самолет летит слишком низко…
И все-таки тянем потихоньку к своему аэродрому. Подлетели. Разворачиваться нет возможности — придется садиться поперек старта, с прямой. И вдруг почти перед самым берегом нисходящим потоком машину бросает чуть не к самой воде, спасительный берег где-то над нами. Неужели в воду? Но чудеса не кончились — в следующий миг нас встряхнуло, подняло и я еле успела дать ногу влево, чтобы не перескочить площадку и не попасть на кустарник… „Ласточка“ остановилась, почти не сделав пробега, и мотор заглох окончательно…
К самолету подошла стройная худенькая девушка.
— Спасибо вам за Машу Смирнову, — негромко сказала она и отошла.
— Кто это? — спросила я.
— Полина Тучина, вооруженец…
Ни есть, ни спать не хотелось — сказались усталость и волнение последнего полета. Люся и Женя поднялись в гору, к колхозному винограднику. Женщины, работавшие там, угостили их виноградом. Отщипывая одну за другой янтарные ягоды, Люся огляделась вокруг — в зеленой подкове берега бухта. Под утренним солнцем вода в ней сверкала голубым перламутром. Утопающий в зелени Геленджик…
— Женя, какая красота!
Когда вернулись с виноградника, никто не спал.
— Девочки, пойдем искупаемся, может, потом спать захочется…
Быстро спустились в маленькую бухточку.
Из воды, только сначала казавшейся холодной, не хотелось выходить. Улеглись под сентябрьским солнцем на песок.
— А знаете, почему нам не спится?
— Почему?
— Да потому, что нет артобстрела!
— Правда, не слышно. Может, фрицы драпанули из Новороссийска?»
Оказалось, действительно — в этот день Новороссийск был освобожден.
Небольшой рыбачий поселок на берегу Азовского моря. Пересыпь. Все разрушено. Несколько маленьких домишек. У дороги, прямо вдоль обрывистого берега, стоят наши фанерные самолетики. На фоне безбрежного моря они кажутся игрушечными. Вдоль поселка и дальше — на запад — грейдерная дорога. По ней день и ночь идут грузовики — к фронту и обратно.
У самой дороги начинается летное поле, а заканчивается оно обрывом к морю. Сильные ветры, дожди…
Первая эскадрилья живет в самом близком к аэродрому домике. Федоровна хозяйка дома, две ее взрослые дочки и семилетний сынишка Василек ютятся на кухоньке, отдав девушкам спальню и залу (так называли здесь лучшую комнату). В этих двух комнатах для летчиц и штурманов оборудовали нары, на которых шуршат набитые камышом матрасы.
Василек смотрит на девушек влюбленными глазами и считает своим долгом провожать их вечером до аэродрома, а утром встречать после полетов. Люся после обеда в столовой собирает на столах оставшийся хлеб и несет его Федоровне.
— Да ты что, дочка, — смущается хозяйка, — у нас: рыба есть! (Ее дочери в рыбацкой бригаде колхоза).
— Рыба рыбой, а хлеб — всему голова, — возражает Люся, — я сама в тридцать третьем испытала, как без хлебушка…
Вслед за Люсей хлеб для Федоровны стала приносить и Тоня Павлова, новый Люсин штурман.
Разлуку с Женей Гламаздиной Люся очень переживала. Слетались, сдружились накрепко. Десять месяцев Клопкова на фронте. Выполнила 280 вылетов. Отмечена уже вторым орденом — Красной Звезды. И вот опять все по новой — снова учить, снова привыкать. Но приказ — закон для солдата…
Трудная осень, а затем зима выпали на нашу долю в Пересыпи. К обычным тяготам военной жизни прибавились погодные: туманы, дожди с ветрами пополам со снегом, всепроникающая промозглая сырость — и летать трудно, а когда не летаешь — на душе скверно. Хочется ежедневно, ежечасно чувствовать свою необходимость фронту. Утомляли и бытовые неурядицы, хоть мы их старались не замечать. А справляться с ними помогали дружба и ничем непобедимое чувство юмора.
Помнится, спали все на матрасах, набитых камышом, а для мягкости на каждый экипаж выдали по одному спальному мешку. В одну из особенно холодных ночей Люся и Тоня, вернувшись с аэродрома — полеты отменили из-за плохой погоды, — решили забраться в спальный мешок вдвоем, чтобы хоть как-то согреться.