– Ну что!?
– Видел его… Есть курить? Я с рассвета не смолил. Нельзя курить перед стрельбой и при наблюдении. Табак зрение ухудшает.
– Где он? Сейчас с минометчиками свяжусь.
– Погоди, не спеши… Не надо пока. Ты его первой миной не шлепнешь. Обстрел начнется, он уползет. Там наверняка ходов нарыто по самое не хочу. Сменит лежку и ищи его потом… Надо, чтобы наверняка. Так есть курить?
– Да я не курю.
– Ладно, тогда я свой.
Он посмотрел на солнце, прикидывая, где оно зайдет и как лягут тени. Ещё раз глянул а перископ, усмехнулся и начал скручивать самокрутку.
* * *
Лучшей позицией для его замысла оказалась, как ни странно та, на которой сейчас лежал "Гитлер", так что Петр попросту прополз в окопчик к Геннадию, благо ползти было недалеко. Тот расположился с комфортом. На дне окопа лежала банка из под тушенки, а съевший ее дремал, прислонившись к земляной стенке.
– Трибунал проспишь! – сказал Петр, глядя вниз.
– Я слышал, как ты ползешь. Отметил его?
– Да. Но стрелять пока нельзя.
– Что так?
– Я видел, где он, но там наверняка укрытие. Немцы любят себе доты оборудовать, а там ещё и кирпича битого хватает. Достать сложно будет. Но есть вариант…
– Расскажи.
– Солнышко, если отсюда смотреть, будет садиться как раз за его лежкой. Подсветит сзади и я его увижу.
– Понял. Поспишь?
– Хорошая мысль…
Геннадий разбудил его вечером. Петр осторожно подполз к "Гитлеру" и поймал в прицел чердак дома с выломанной нижней доской. Отличная позиция, если хорошо умеешь стрелять. Сектор обстрела – градусов сто, вся линия обороны – как на ладони. Сложи стеночку из кирпичей и щелкай русских. Только одно немец не учел: в лучах сильного и далекого источника света с параллельными лучами, такого, как солнце, или луна, твоя тень будет видна наблюдателю даже с десяти километров. В дом давным-давно попала мина. Вся задняя стенка в широких щелях, сквозь которые проходят лучи света, к тому же выбит кусок стены.
"Лежишь и ждёшь, не блеснёт ли где-нибудь отражение в линзах прицела, или бинокля? Может быть, ты даже сейчас видишь меня, но думаешь, что я мертвый…"
Теперь на фоне огромного, багрового солнца Петр видел голову немца совершенно отчётливо. Даже разглядел тусклый блик от лучей заката, прошедших сквозь его оптический прицел, когда тот отодвинулся, давая отдых глазам.
"Мы с тобой сейчас как две кобры, фриц. Видел таких змей? А я видел. Один раз. Видел, как она на хвосте стоит. Смотрит тебе в глаза и ждет, когда ты сделаешь ошибку. Отвлекись, моргни – и бросок! Меня закат конечно слепит, но не настолько, чтобы стрелять нельзя было…"
Он плавно надавил на спусковой крючок.
“Зря ты со мной связался, фриц. Закат сегодня красивый, верно?”
Сталинградский заградотряд
Ночь пахла пылью и дымом. Маленький костерок в разрезанной пополам железной бочке больше дымил, чем грел, но людям, спящим на брошенных у стены досках, это не мешало. Их вообще трудно сейчас было чем-то потревожить. Дым? Какие мелочи! Стрельба неподалеку? Ерунда… Не орут: "К бою!" – значит не наше это дело.
Ну а кирпичной пылью в городе, отбивавшем штурм за штурмом уже которую неделю и в котором не осталось ни одного целого дома, было пропитано все. Она забивалась в стволы и затворы автоматов, оседала в лёгких, лезла в глаза и окрашивала кожу и форму в красно-серый цвет, не делая различий между нашими и немцами.
Время от времени дремавший у огня дежурный мычал что-то сквозь дремоту, вскидывал спросонья голову, озирался по сторонам и подбрасывал в огонь пару обломков. Дым вытягивало в соседнюю комнату, в пробитую снарядом дыру в стене. От завешанного шинелями входа тянуло сквозняком.
Услышав хруст битого кирпича под подошвами сапогов, дежурный встрепенулся, подхватил лежащий на коленях трофейный "шмайссер" и хрипло буркнул что-то, немного напоминавшее "Кто идёт!" Лежавшие зашевелились, нащупывая лежащее рядом оружие, но никто толком не проснулся. Зачем? Если там немцы, то это всего лишь ещё одна схватка, одна из многих. Летящие с обеих сторон гранаты, короткие очереди, мат на двух языках, причем далеко не всегда по-немецки матерятся именно немцы. Известное дело: фриц – человек культурный и если русский ругается на понятном ему языке, он слегка теряется. Но немцы так не ходят. Отучили их ходить по нашей земле по-хозяйски, хотя и самим при этом кое-чему научиться пришлось. Например чуять опасность и не просыпаться без необходимости.
– Свои! – тихо отозвались снаружи.