Дальше, до самого поворота, шли в тишине. Только редкие снежинки опускались на воротник, и хрустела под ногами ледяная корка, что застывала скользкими наростами. Недавно народившийся месяц криво улыбался над плоскими крышами, слишком тусклый для чёрно-сонной вуали, окутавшей город. Напоминавший криптоновую лампочку, что грозила потухнуть.
Точно так же, как Катарине Йонссен смутно напоминала Энесс себя саму. Молодую провинциалку, что отправилась в столицу ради карьеры и признания. И пусть они не были знакомы, девушка чувствовала, что краешком ума начинала понимать пропавшую «принцессу». Только отношения с братом пока стояли под вопросом. Кто знал, что стряслось у Йонссенов, но сама она слишком любила Эрьена, чтобы позволить нечто серьёзнее глупого спора.
Он наверняка волновался прямо сейчас. Сидел на кухне, зарывшись в конспекты, и через каждые пять минут поглядывал на часы.
А Энесс глядела на небо, где тьма наступавших с севера туч перемежалась редкими звёздами. Так случалось всегда. Сегодня ей повезло — настолько, что с трудом верилось в подобную удачу. Завтра — кто знает. Жизнь-шутница не любила постоянств, и если после ровной дороги не встречался обрыв, значит, с мирозданием было что-то неладно.
Главным было вовремя заметить спуск, дабы не полететь в овраг кувырком, ломая кости.
ГЛАВА 2 НИКЛАС
I
Негромко щёлкнул магнитный замок, и дверь аэролифта распахнулась. Нилс посторонился, пропуская ломанувшегося вперёд Тейна, и лишь затем покинул капсулу подъемника. Блестящая белизна холла привычно резанула глаза.
Драхен-хаус слыл красивейшим зданием столицы. Да и всей республики, наверное. Его высоченный шпиль тянулся в небо острой иглой, прихотью владельца служа причальной мачтой для дирижаблей: цельнометаллических гигантов и небольших судёнышек — таких как их «Ласточка». LS-129, рассчитанный на два десятка пассажиров, романтик Тейн называл исключительно по имени и никак иначе. За те два года, что они ютились вдвоём в рубке управления, Нилс привык к подобным чудачествам. А некоторые и вовсе перенял незаметно для себя.
— Уже решил, чем занять выходные? — наплевав на нормы приличия, он расстегнул несколько пуговиц, оттянув колючий воротник кителя. Пальцы машинально прошлись по рваному шраму, что терялся в бороде. Сам он поскорее мечтал оказаться в своей пустой, но такой манящей берлоге на окраине Юст-Зейна. Всё-таки у длительных рейсов были недостатки.
— Сначала отвезу своего старика в госпиталь, я ему обещал. А потом — кто знает. Весеннюю ярмарку ещё не отменяли, — Тейн расплылся в улыбке довольного кота. — Ну а ты? Собираешься наведаться к старине Якобу? Или сразу того, за «мазелями» к мефрау Штукерт?
Никлас громко цокнул языком.
— Ты моих мазелей не трожь, салага. Они, между прочим, прекрасны, как вешний снег под жарким солнцем и всё такое.
Братец-пилот аж присвистнул.
— Вот это поэзией пахнуло! Прямо дышать нечем. Эй! — увернувшись от тычка в плечо, салага проскользнул меж автоматических створок, которые захлопнулись перед самым носом Нилса.
Выругавшись сквозь зубы, он толкнул стеклянную дверь, и та запоздало отошла в сторону. Ветер в знак приветствия бросил за шиворот пригоршню мокрого снега, и пилот поёжился. Дом, милый дом.
Пробежав несколько шагов по скользкой от воды площади, он догнал Тейна. Тот остановился перед массивной тумбой, заклеенной сверху донизу афишами и объявлениями. Взгляд Нилса сразу же упёрся в призывный плакат имперского цирка, что обещал незабываемое магическое шоу, и он презрительно хмыкнул. Если уж тамошние волшебники ищут пристанище в балагане, то мир и впрямь катится в бездну. Хотя от ублюдков из Эринхаста он другого и не ждал.
— Быть может, сходишь? — Тейн кивнул на листовку «Маленстада», изрядно намокшую и выцветшую. — Хотя бы раз?
Голос на сей раз звучал серьёзно. Он не терял надежды урезонить Нилса, но упрямец в очередной раз покачал головой.
— Как знаешь, дружище, — подняв воротник кителя, паренёк отвернулся, вглядываясь в серую пелену улиц.
Они с Тейном были разные. Неунывающий романтик и хлебнувший жизни циник — всё равно что два полюса, которые навряд ли сошлись бы, не будь у них «Ласточки».
Привыкать друг к другу пришлось долго, наступая на горло собственным принципам и попирая старые привычки. В основном, это касалось Нилса, потому что Тейну всё давалось легко. Он даже обижаться дольше трёх минут не умел, не говоря уж о чём-то большем. Вечная улыбка до ушей и душа нараспашку — за таким глаз да глаз, чтобы не натворил чего. Ему ведь, Нилсу, за ним расхлёбывать. Так и начал со временем относиться к младшему пилоту, как к сыну, несмотря на то, что их разделяло всего тринадцать лет.