— И что теперь? — отставив кружку, салага в точности повторил его ночной вопрос.
— Ждать, — Никлас поморщился. — ДМБ-шники обещали связаться. Даже телефон оставили. Да и Рыжая подсуетится — эта своего шанса не упустит. Позвоню вечером от соседей, узнаю… Ну а ты? Как отец?
— Положили вчера.
Тейн рассеянно гладил серого кота, вспрыгнувшего на колени.
— Сейчас к нему поеду. Всё равно в госпиталь с утра нельзя, вот и решил к тебе заглянуть. А потом прикупить лекарства. Выписали что-то мудрёное — разобрать не могу…
— Денег хватит? — оборвал его Никлас. Вряд ли салага попросит первым, а со здоровьем шутки плохи — это он по своему старику знал.
— Ну да, — тот улыбнулся, — надеюсь.
— На вот. Лишнее всегда успеешь вернуть.
Достав с верхней полки деревянную коробку с выдвижным дном, он отсчитал половину заначки. С деньгами Никлас расставался легко — как и всякий человек, который не лелеял мечты относительно собственных сбережений. На кого ещё тратить, как не на себя?..
— Да погоди ты, куда сорвался, — усадил он благодарного салагу на место. — Подождёшь, пока я оденусь. Можешь пока посуду помыть, только воду зря не лей, понял?
Тот закивал.
— А ты…
— С тобой пойду, — отрезал Никлас. — Всё лучше, чем в четырёх стенах сидеть. Я быстро.
Натянув чистую рубашку и обувшись, он мельком взглянул в зеркало. «Побриться бы…» С другой стороны стекла на него смотрел заросший нелюдимый тип — таким впору детишек пугать, не иначе. Плеснув в лицо пригоршню холодной воды, он почувствовал, как остатки сна растворяются бесследно. Руки сжались на краю раковины, будто на знакомом штурвале, и Никлас на миг почувствовал себя в небе.
Если бы не шторм, идущий в Ньив-Дармун, их с Тейном ждала бы назавтра красавица LS-129…
II
Мерный стук колёс убаюкивал скрипучей колыбельной. Стоило трамваю разогнаться, как обшивка вагона хлопала железными крыльями на ветру — того и гляди, что взлетит механическое чудище, посыплются шестерни…
Проклятая морось — не поймёшь, то ли снег, то ли дождь, — сеяла всю ночь и прекратилась под утро. Но тучи остались. И прямо сейчас они сжимали Ньив-Дармун в стальных объятиях, не предвещая ничего хорошего.
Сидя в конце вагона, они с салагой смотрели в разные стороны. За мутными стёклами проносились пустые остановки, вывески мелких контор и дымящие вдалеке заводские трубы. Столичные лёгкие были черны, как нутро курильщика. Сердце же — гигантский двигатель, качавший солнечное масло вместо крови.
За годы, что он здесь провёл, Никлас научился смотреть в суть и видеть ржавый довоенный остов под слоем глянцевых афиш. Ньив-Дармун был для каждого свой: он, как зеркало, отражал людские души — заветные желания и потаённые страхи. Для Никласа он сбрасывал блеск и уже не притворялся местом, где сбываются мечты о лучшей жизни. Город видел его насквозь и отвечал тем же — честностью.
Наконец, вагон остановился у Норберт-плаатс, и они с Тейном зашагали по широкой улице. Говорили, в основном, про будущий рейс. Никлас обмолвился, как звонил в офис «Аэр-Републик», и там подтвердили его опасения. Вылет откладывался на неопределённый срок: в лучшем случае — пара дней, если шторм пройдёт стороной, а в худшем — кто знал? Оставалось лишь следить за сводками новостей да чернилами, разлитыми над головой.
— Как думаешь, в небе было бы лучше?
— Может, и так, — Никлас пожал плечами. — Хрен его знает, где теперь лучше.
Он понял, о чём спрашивал салага. За штурвалом дирижабля он мог бы отвлечься от безрадостных мыслей и пусть на время, но заглушить чувство вины перед Рине. Именно поэтому Никлас не захотел оставаться дома в окружении безмозглых кошек. Он ненавидел сидеть сложа руки. Даже если от его участия мало что зависело.
Однако разговор по-прежнему не клеился. В тишине миновали площадь, окружённую новыми высотками, и свернули в проулок, что вёл к республиканскому военному госпиталю. Белое здание высотой в три этажа тянулось на много ярдов вперёд, как и внутренний двор с хитросплетением асфальтовых дорожек. Республика заботилась о своих ветеранах — даже спустя четверть века после окончания войны с имперцами. Причём, забота эта настолько бросалась в глаза, что упрекнуть правительство никто бы не рискнул. Здесь таких, как Тейнов старик, ждали с распростёртыми объятиями.
Насколько знал Никлас, старший Ван Дейк в своё время бывал на Восточном фронте у самой границы и дослужился до звания обер-лейтенанта. Салага как раз родился без него — в разрушенном на половину Старом Дармуне. Бывает же такое под конец кошмара, когда открываешь глаза в надежде увидеть утренние сумерки, а на небе уже вовсю светит солнце. Счастлив был каждый сукин сын, что добрался тогда живым домой…