— Держусь, — кивает он.
Седой Кас отвечает довольной улыбкой. По лицу его стекают крупные капли. Одна, похожая на чернильную кляксу, замирает на кончике носа, и рядовой утирается промокшим насквозь рукавом.
— Это ничего. На севере сейчас, должно быть, снег валит, так что мы ещё везунчики, — несмотря на белые, как иней, волосы и ранние морщины, Кас не намного старше. Лет на десять или двенадцать, не больше.
Никто в отряде не знает, что Никласу едва сравнялось четырнадцать. Пришлось надбавить пару лет — благо, что ростом он почти догнал отца, да и голос совсем осип от вечностылой осени. Редко когда в родных краях стояли столь холодные месяцы — не иначе как без магии не обошлось. Да только не ему рассуждать о возможностях имперских волшебников. Его задача простая: рой себе траншею от отметки и до вечера, да укрепляй бруствер, чтоб не обрушилась насыпь, размытая дождевым потоком.
Так длится без малого месяц. Лишь изредка зависшую под кронами тишину разрывают звуки выстрелов.
И вот теперь они уходят из Волчьего бора, потому что леса на юге республики потеряны окончательно. Их осталось только семеро. Семеро из трёх десятков. Здесь больше нечего искать, кроме собственной смерти.
Никлас сглатывает попавшую в рот воду и смотрит на капитана Ротшайна. Тот как всегда собран: лицо застыло непоколебимой маской, но видно, что каждая секунда отдаётся в нём боем внутренних часов. Все семеро замирают в ожидании. Ещё немного и завибрирует земля. Пойдёт мелкой дрожью от железнодорожных путей. А из-за мутной пелены дождя покажется блестящий бок локомотива.
«Чёрный» паровоз, бронеплощадки и контрольные вагоны с путевым инструментом для ремонта — Никлас уже видел такие поезда. И этот, идущий из Дамберга в окрестности Вёрмина, мог стать их спасением. Если только рельсы не повреждены взрывами, что гремели у границы пару суток назад. Тогда им всем придётся несладко.
А пока — время растягивается и сжимается, словно больничный жгут, призванный замедлить кровоток. Минуты сыплются в их земляной колодец одна за другой, и на опушку ложатся сумерки. Успеть бы до ночи.
— Спорим, добегу быстрее, — лицо Седого Каса скрадывают тени, но Никлас знает — тот наверняка улыбается беззубым ртом.
— На что? Опять на тушёнку? — Никлас поправляет съезжающую на лоб шапку. Пальцы совсем окоченели и слушаются с трудом.
Но Кас не успевает ответить. Капитан вскидывает руку, и семёрка бойцов замолкает. Далёкий, едва различимый гул становится ближе. Ещё один взмах, и друг за другом они покидают «грязевые хоромы» — сеть окопов, соединённых глубокой траншеей. Короткими перебежками, прячась за стволами, достигают кромки леса.
Теперь нужно успеть.
Между маленьким отрядом и рельсами — сотня ярдов открытого пространства. Стоит сделать первый шаг, и они всё равно что на ладони. Неважно, сколько имперцев сидит по ту сторону оврага — пуль хватит на всех, кто замешкается.
Никлас чувствует, как страх липким ужом скользит между лопатками. И жёсткий ремень натирает плечо, и неподъёмным грузом кажется налипшая на подошвы грязь. А что, если не добежит? Как там отец со своей покалеченной ногой? Как мать с верещащей на руках малявкой? Глупо как-то выйдет. И бесславно. После месяца рытья окопов…
Бронированный состав замедляет ход, и Ротшайн первым ступает на выжженную землю. Пора. Никлас вслед за остальными срывается с места. Дождь с силой хлещет по лицу, и мир вокруг размывается, превращаясь в одну большую кляксу. Только тёмное пятно мелькает впереди — спина Седого Каса. Своеобразный маяк среди пучины страха. Стальной бок чудища заслоняет небо, и за грохотом колёс он забывает о свистящих пулях.
Заветная платформа проплывает мимо, и чьи-то жёсткие пальцы хватают Никласа за руку. Всё тело взрывается болью, прежде чем он оказывается наверху, перекатываясь на бок и через силу отплёвываясь. Неужто получилось?
Скользя, он с трудом встаёт на четвереньки и поворачивает голову.
— Кас! — слабый крик тонет в визге паровозного гудка. Никлас бросается вперёд, уже понимая, что не успеет.
Первая пуля входит в плечо, прежде чем он сбивает Каса с ног. Вторая — тонет в чернильной мгле, что растекается перед глазами, сужая мир до крохотной точки…