— Какой-то политический лозунг? Партия? Секта? — Рёзель замотал головой. — Клянусь, я к этому дерьму никакого отно…
— Это мы уже слышали. Знаешь, кто принёс это сюда? Кто дал Линдису?
Дилер взглянул на неё почти с мольбой.
— Может, и она… Я не знаю. Больше ничего не знаю.
Энесс нехотя сложила бумажку пополам и спрятала в карман: новости на сегодня себя исчерпали. Бросила взгляд на молчавшего Никласа — тот по-прежнему стоял у окна, подпирая ветхую раму плечом. Только на ладони лежали пакетики сизой пыли.
— Это мы тоже заберём, — он усмехнулся, глядя на побелевшего, как полотно, Рёзеля, — в качестве компенсации. И если хочешь сохранить оставшиеся зубы, лучше промолчи. Идём.
Подтолкнув Энесс к выходу, он следом за ней покинул квартиру.
…Стояла уже глубокая ночь, когда они добрались до проспекта Эйкхазена. Всю дорогу шли молча. Пару раз Энесс бросала на спутника косые взгляды, подыскивая удобный момент, но так и не нашла. Не сговариваясь, они просто шагали в одном направлении и молчали каждый о своём. Так было нужно.
Наконец, Никлас остановился на углу, потянулся за самокруткой. Спрашивать разрешения, чтобы закурить, он, конечно, не собирался.
— Что теперь? — чиркнув спичкой, взглянул на Энесс.
Та потянулась к спрятанной листовке.
— Ничего другого у нас нет. Завтра с утра пойду на поклон в Департамент, — в голосе послышалась досада. Если Эрьен не сможет помочь, выбора у неё не останется. — Думаю, следователь Ван дер Гасс захочет взглянуть.
— А, этот говнюк, — Энесс вскинула бровь, посмотрев на Никласа многозначительно. — Что? Скажешь, я не прав?
— Да нет, не скажу, — губы дрогнули в улыбке.
Приятно, что хоть в чём-то их мнения сошлись.
И даже несмотря на отвратный вечер, она почувствовала, как в груди потеплело. Надежда ещё оставалась.
ГЛАВА 6 НИКЛАС
I
За стеной раздался грохот.
Приоткрыв один глаз, Никлас поморщился. Старенький будильник показывал четверть девятого. Проклятье!..
Больше всего на свете хотелось нырнуть обратно в сон, каким бы паршивым он ни был. Вернувшись домой посреди ночи — и фактически пройдя полгорода пешком, — он уснул перед рассветом. Неудивительно, что тело сопротивлялось изо всех сил, когда Никлас сделал первую попытку подняться.
— Пшла вон, — он спихнул с колен пушистую тварь и перевернулся на бок. Кошка настойчиво потёрлась мордой о плечо. — Сгинь, кому сказал.
С трудом освободившись от одеяла, он натянул штаны. В сомнении пошевелил пальцами на холодном дощатом полу.
Звяк.
Никлас тяжело вздохнул. Не дом, а проходной двор какой-то.
На кухне его ждал Тейн с пригоревшим омлетом. Выглядел парень гораздо лучше него, хоть от привычной улыбки не осталось и следа. Видимо, последние дни выкорчевали всё жизнелюбие под корень. Никлас знал, как тот относится к Рине, хоть они редко о ней заговаривали. Но от этого не становилось менее погано.
— Здорово, салага, — он опустился на скрипнувший стул, по-хозяйски придвинув тарелку.
— Не хотел тебя будить, — Тейн виновато пожал плечами вместо приветствия.
— Да ты просто мастер бесшумной готовки!
Омлет оказался не только пригоревшим, но ещё и солёным на вкус. В другое время салага бы ответил едкой шуткой, и они вместе бы расхохотались, перебудив всех кошек мефрау Ван Линден. Но теперь в кухне повисла неловкая тишина — только ветер гудел за окном.
— Чая нет, — ни к селу ляпнул Никлас, потянувшись к жестяной кружке. — Кипяточек будешь?
— Если с сахаром, то давай, — тот протянул свою.
Пока кипела вода, салага рассказал, как к нему заявились полицаи. Испугался вначале — от неожиданности. А потом ещё больше — за Рине, которую не видел с прошлого года. И за него, Никласа, — как бы глупостей не натворил.
Тут пришлось напомнить парню, кто из них больший спец по глупостями. И заодно перейти к своей истории: к повестке, следователям и рыжей журналистке. Все они, так или иначе, стремились к собственным целям — будь то закрытое дело, прорыв в карьере или громкий заголовок вместе с премией.
Сидя сейчас напротив Тейна, Никлас отчётливо понимал, что салага — по сути, единственный, чьи намерения были чисты, как горный лёд. Он всегда помогал «за просто так», ничего не прося взамен. «Глупый ещё, — думал Никлас поначалу, — вот заматереет, тогда поймёт, что к чему, и как в этом мире плюют на доброту с высокой башни». Однако же ошибся. Не зря говорят, что горбатого могила исправит.
Зато Никлас знал, на кого может рассчитывать, что бы ни случилось.
— И что теперь? — отставив кружку, салага в точности повторил его ночной вопрос.
— Ждать, — Никлас поморщился. — ДМБ-шники обещали связаться. Даже телефон оставили. Да и Рыжая подсуетится — эта своего шанса не упустит. Позвоню вечером от соседей, узнаю… Ну а ты? Как отец?
— Положили вчера.
Тейн рассеянно гладил серого кота, вспрыгнувшего на колени.
— Сейчас к нему поеду. Всё равно в госпиталь с утра нельзя, вот и решил к тебе заглянуть. А потом прикупить лекарства. Выписали что-то мудрёное — разобрать не могу…
— Денег хватит? — оборвал его Никлас. Вряд ли салага попросит первым, а со здоровьем шутки плохи — это он по своему старику знал.
— Ну да, — тот улыбнулся, — надеюсь.
— На вот. Лишнее всегда успеешь вернуть.
Достав с верхней полки деревянную коробку с выдвижным дном, он отсчитал половину заначки. С деньгами Никлас расставался легко — как и всякий человек, который не лелеял мечты относительно собственных сбережений. На кого ещё тратить, как не на себя?..
— Да погоди ты, куда сорвался, — усадил он благодарного салагу на место. — Подождёшь, пока я оденусь. Можешь пока посуду помыть, только воду зря не лей, понял?
Тот закивал.
— А ты…
— С тобой пойду, — отрезал Никлас. — Всё лучше, чем в четырёх стенах сидеть. Я быстро.
Натянув чистую рубашку и обувшись, он мельком взглянул в зеркало. «Побриться бы…» С другой стороны стекла на него смотрел заросший нелюдимый тип — таким впору детишек пугать, не иначе. Плеснув в лицо пригоршню холодной воды, он почувствовал, как остатки сна растворяются бесследно. Руки сжались на краю раковины, будто на знакомом штурвале, и Никлас на миг почувствовал себя в небе.
Если бы не шторм, идущий в Ньив-Дармун, их с Тейном ждала бы назавтра красавица LS-129…
II
Мерный стук колёс убаюкивал скрипучей колыбельной. Стоило трамваю разогнаться, как обшивка вагона хлопала железными крыльями на ветру — того и гляди, что взлетит механическое чудище, посыплются шестерни…
Проклятая морось — не поймёшь, то ли снег, то ли дождь, — сеяла всю ночь и прекратилась под утро. Но тучи остались. И прямо сейчас они сжимали Ньив-Дармун в стальных объятиях, не предвещая ничего хорошего.
Сидя в конце вагона, они с салагой смотрели в разные стороны. За мутными стёклами проносились пустые остановки, вывески мелких контор и дымящие вдалеке заводские трубы. Столичные лёгкие были черны, как нутро курильщика. Сердце же — гигантский двигатель, качавший солнечное масло вместо крови.
За годы, что он здесь провёл, Никлас научился смотреть в суть и видеть ржавый довоенный остов под слоем глянцевых афиш. Ньив-Дармун был для каждого свой: он, как зеркало, отражал людские души — заветные желания и потаённые страхи. Для Никласа он сбрасывал блеск и уже не притворялся местом, где сбываются мечты о лучшей жизни. Город видел его насквозь и отвечал тем же — честностью.
Наконец, вагон остановился у Норберт-плаатс, и они с Тейном зашагали по широкой улице. Говорили, в основном, про будущий рейс. Никлас обмолвился, как звонил в офис «Аэр-Републик», и там подтвердили его опасения. Вылет откладывался на неопределённый срок: в лучшем случае — пара дней, если шторм пройдёт стороной, а в худшем — кто знал? Оставалось лишь следить за сводками новостей да чернилами, разлитыми над головой.